Повернув в сторону от дворца, Настя подошла к маленькому прудику, где бил ключ, и наклонилась попить воды. Мельком взглянув на свое отражение, вспомнила, что до сих пор не привела в порядок волосы. «Мало того что наговорила глупостей, так еще и предстала пегой, как кобыла. Ну уж и мнение будет обо мне у этого столичного франта!» Девушка плеснула воды на свои горячие от стыда щеки и быстро побежала к выходу из парка, желая поскорее попасть в дом брата, где она остановилась по приезде в Глухов.
Но ей не удалось без дальнейших конфузов добраться домой. Вначале Настя вынуждена была остановиться, услышав близкие голоса Шалыгина и Томского. Друзья приближались ко дворцу со стороны фасада и тем самым преграждали ей путь к воротам. Она стала пятиться за угол, но собеседники, как назло, тоже направлялись в эту сторону. До Насти долетели слова Томского:
— А дворец весьма недурен. И природа здесь пышная, и климат для здоровья неплохой. А в Петербурге много людей чахоткой болеет. Медик Фома Тихорский говорит, это оттого, что столица на болотах построена.
— Да ну? — с усмешкой откликнулся Шалыгин. — А вот наш гетман писал императрице: «Сырой климат Глухова мне вреден, я могу получить облегчение от своей болезни только в благословенном климате Петербурга».
Собеседники рассмеялись, и даже Настя не смогла сдержать улыбку, хотя про себя обозначила их разговор, как болтовню светских сплетников.
Продолжая отступать дальше за боковые пристройки, Настя вдруг наткнулась на какое-то препятствие — и тут же ее схватили сзади чьи-то руки. Девушка невольно вскрикнула и, оглянувшись, увидела прямо перед собой расплывшееся в улыбке лицо Новохатько.
— Вот вы где, панночка, а я вас ищу! — воскликнул он радостно.
Настя, конечно, тут же оттолкнула от себя влюбленного чиновника, но было уже поздно: Шалыгин и его спутник, повернув головы на голоса, успели все заметить.
— Теперь мне понятно, почему эта молодая особа меня обвиняла, — заявил Томский не без ехидства. — Ведь она, оказывается, невеста жреца Фемиды, а потому столь бдительна.
Новохатько не возражал против такого предположения, а Настя тут же возмутилась:
— Сколько можно попрекать меня моей ошибкой, сударь? Что же до Остапа Борисовича, так он мне вовсе не жених!
— А кто ваш нареченный, синьора? — полюбопытствовал Томский. — Есть такой в природе?
— Да уж не вы! — неожиданно для самой себя выпалила Настя.
— Бог мой, да я и не претендую на такую честь! — рассмеялся он, уперев руки в бока. — И, право, не завидую тому, кто ее удостоится.
