Внутренний фронт | страница 2
Нас выводят из приземистого санпропускника, затерянного в длинном квартале серых и скучных жилых домов.
Сажают в трамвай и, любезно объясняя, где мы находимся, везут через весь город.
Мы едем мимо редких очередей домашних хозяек у продовольственных магазинов. Мимо чопорно строгих офицеров вермахта и лихо козыряющих, подтянутых солдат. Мимо полицейских – шупо[3] в приплюснутых, обрезанных сверху, черных касках. И проезжающих навстречу друг другу велосипедистов, изгибающихся в римском нацистском приветствии с риском слететь с велосипедов.
Проезжаем мимо школьных участков с резвящейся детворой в форме гитлерюгенд[4] с кинжальчиками у поясов. Вдоль колонны армейских вездеходов с белокурыми румяными пехотинцами, беспечно посматривающими на проезжих. Мимо пивных и магазинов, церквей с готическими шпилями и памятников старины.
По большому спокойному и самоуверенному столичному городу Берлину.
1 – дом, где автор жил в 1941 г.; 2 – завод АЭГ-ТРО; 3 – завод «Пертрикс».>*1
Рабочий завода АЭГ-ТРО
Дородный полицай, отрубив громогласно «Хайль Гитлер!», ведет нас узкими проходами между коек. На рукаве зеленого форменного мундира желтая повязка, на ней надпись: «Заводская полиция» и название фирмы, которой он служит – «АЭГ».
Двухэтажные койки тесно расставлены в комнатах особняка, превращенного в лагерь для рабочих.
Располагаюсь на втором этаже. Тут же куда-то проваливаюсь, усталость берет свое…
Какие-то угрюмые мохнатые чудовища хватают меня за руки и за ноги, легко раскачивают и, прокричав оле[5], бросают меня в газовую печь. Я до того тощ, что не чувствую своего веса. Мне страшно и необычно жарко, но я не сгораю… и почему-то слышу топот ног, вздрагиваю и просыпаюсь. Наверное, жандармы. Сейчас ворвутся. Потащат на работу…
Нет, это возвращаются с работы обитатели особняка. Молодежь, на ходу раздеваясь, хватает полотенца, вытаскивает бритвенные принадлежности, спешит за кипятком, в тесные умывальные, наводит лоск и исчезает. Кто постарше, занимаются стряпней.
Новичков обступают:
– Откуда? Парижанин?
– Не совсем.
– Как дела дома?
– А здесь каково?
– О, у меня только месяц до конца контракта…
…– Марио, – знакомится со мной застенчивый щуплый итальянец, – ты из какого арондисмана?
– Пятого.
– А я из пятнадцатого.
Еще раз просыпаюсь далеко за полночь. Гот фердам[6], – чертыхается запоздавший гуляка, натыкаясь впотьмах на койки. От этого верхние койки раскачиваются и, ударяясь друг о друга, глухо позванивают. «Безобразие» (ном де дье