Кумби | страница 67
Что отделяло его от человечества? Память. Все люди на Земле, обладая даром запоминания, умели и забывать все, что не нужно было помнить. Кумби же помнил все и никогда ничего не забывал. Тяготил ли его этот непосильный груз? Этот багаж, который он носил с собой, он — вечный пассажир, ехавший неизвестно куда? На этот вопрос я еще не получил от него ответа по той причине, что я еще не решался об этом его спросить.
Он носил свое прошлое, не очень-то задумываясь о том, что такое время и как можно его хранить в себе, не утрачивая ничего и, в сущности, ничего не приобретая.
Правильно ли поступила природа, дав нам способность не только помнить, но и забывать? А как быть с тем резервом, с тем запасником, который хотела открыть Марина Вербова, чтобы вооружить человечество для победы над временем и пространством? Была ли она права? На этот вопрос, надо надеяться, нам ответят наши старшие братья по Духу — уазцы. Они, наверное, давно разрешили эту проблему.
Глядя на Кумби, я думал: «Приобретения и утраты способствуют созданию того удивительного и неповторимого существа, которое принято называть человеческой личностью». Кумби, ничего не утрачивая, в сущности, ничего не приобретал. Он только вспоминал, а на все остальное у него уже не хватало сил.
Мне было жалко его, хотя он и не страдал от своей однобокости. Он жил, как сторож в музее, равнодушный к тем богатствам, которые хранил.
По вечерам мы беседовали.
Я. Какой день был двенадцатого июля две тысячи двенадцатого года?
Кумби. Среда. С утра висели тучи и лил дождь. Но к вечеру прояснилось. И к нам приехали гости. Мать попросила робота испечь пирог.
Я. А каким было четырнадцатого мая две тысячи четырнадцатого года?
Кумби(без всякой заминки). Вторник. С утра светило солнце, но к концу дня погода испортилась. Я играл в саду. Пчела села на цветок. Она ужалила мне щеку.
Я. Благодарю вас. На сегодня хватит.
Я взглянул на своего собеседника. Нет, у него не было контакта с тем, что он в себе хранил. Воспоминания не вызывали в нем ни грусти, ни жалости. Но он вызывал во мне жалость и грусть. Я должен был найти средство помочь ему. Но как?
31
Он был похож на утопающего — мой приятель Юлиан Матвей Кумби. Он тонул в море фактов, которые хранила его необъятная память.
Я дал себе слово — снять с него его непосильный груз. И начал с того, что перестал спрашивать его о прошлом. Я делал вид, что этого прошлого вовсе не было.
Он обижался. Огорченный, он говорил мне: