– Вас как звать? – перебил я ее.
Она запнулась, нормальным голосом ответила:
– Нина…
– Вы знаете, Нина, был такой философ Константин Леонтьев? Не слышали? Он служил по дипломатическому ведомству…
– Это что, при царе? – спросила она.
Гаганова – я вспомнил ее фамилию, Нина Гаганова. У меня пропало желание рассказывать – очевидно, в реальной жизни она мало чем отличалась от тех дур, которых изображала на экране. Еще я вспомнил, что президент лет десять назад засунул ее в Думу, а потом она руководила Министерством культуры. Все это я знал исключительно из-за скандала, связанного с пропажей экспонатов из запасников «Эрмитажа» – офорты Рембрандта, рисунки Дюрера, кажется, эскизы Гварди, потом они всплыли в частных коллекциях на Западе. Питерский искусствовед, обвинявший Гаганову, во время следствия выпрыгнул из окна. Пятый этаж прокуратуры. Разумеется, дело кончилось ничем, перед Гагановой извинились, Гаганова осталась министром.
– Ну и что этот, как его, философ? – Она моргнула белесыми ресницами.
– Он начинал с либеральных идей, – без особой охоты продолжил я. – В середине девятнадцатого века либерализм был в моде. Потом стал убежденным консерватором. Когда служил в посольстве Греции, ударил хлыстом французского дипломата за оскорбительное замечание о России.
– Ух! – Она заулыбалась, ей явно это понравилось.
– Его перевели в какую-то греческую дыру, там он подцепил холеру. Когда ему стало совсем худо, он попросил принести икону Божьей Матери, что подарили ему афонские монахи. Умирая, Леонтьев дал обет Богородице, что если случится чудо и он останется в живых, то непременно примет постриг и уйдет в монастырь. Болезнь отступила, через два часа он почувствовал облегчение, на следующий день он уже встал.
Гаганова посмотрела на меня с тихим восторгом, точно это я излечил больного дипломата.
– Ну так вот, он, Леонтьев, – сказал я, – утверждал, что антихрист должен появиться именно в России.
– И Нострадамус, он тоже!
– Этот не по моей части. – Я чуть пожал плечом, на другом тихо сопела Зина. – После революции, когда громили церкви и жгли иконы, многие решили, что Ленин и есть антихрист. Потом то же говорили про Сталина.
– Ну и?
– Что ну и? Похоже, ни тот ни другой.
– Так кто ж тогда? Не этот же… – Она тихо назвала нецензурное прозвище недавно почившего президента. – А?
– У меня есть на этот счет мысль… – начал я, но тут пробудившаяся Зина сипло шепнула мне в ухо: – Это что за корова? Дмитрий, вы стремительно теряете авторитет в моих глазах.
