— Ни шоколада, ни конфет, ни сладостей?
— Догадываюсь, что вы имеете в виду. Нет, ничего этого не было. Никто не рискнул бы преподнести ей шоколад или конфеты, она их не терпит. Видите ли, моя мамаша относится к тем хрупким на вид женщинам, которые любым сладостям предпочитают маринованную или зажаренную селедку, соленые корнишоны и хороший кусок сала.
— А вы?
— Я нет.
— Кто-нибудь из семьи догадывается о том, что произошло однажды между отчимом и вами?
— Честно говоря, я в этом не уверена. Но готова поклясться, что мать все знала.
— От кого она могла узнать?
— Она обходилась без чьей-либо помощи. Простите, но мне опять приходится злословить: она всегда подслушивала у дверей, это было ее страстью. Сначала она следила за мной, потом за Фернаном. Она шпионила за всеми, кто жил в доме, в ее доме, включая метрдотеля, шофера и горничных.
— Зачем?
— Чтобы знать все, что происходит в ее доме.
— И вы полагаете, что она знала и о вас с Тео?
— Я почти уверена.
— И она никогда ничего вам не говорила, даже не намекала? Вам ведь не было тогда и двадцати лет. Она могла бы вас и предупредить.
— А для чего?
— Когда вы заявили о своем намерении выйти замуж за Жюльена Сюдра, разве она не пыталась вас отговорить? В то время этот брак мог выглядеть мезальянсом. Фернан Бессон был на вершине успеха. Вы жили в роскоши — и вдруг выходите замуж за небогатого дантиста, за человека без будущего.
— Мать ничего мне не говорила.
— Отчим?
— Он не посмел. Он чувствовал себя виноватым передо мной, мне кажется, его мучила совесть. Думаю, что, в сущности, он был порядочным и даже совестливым человеком. Он, должно быть, был уверен, что я так поступаю из-за него. Он хотел сделать мне богатый подарок, но Жюльен не принял его.
— По вашему совету?
— Да.
— И ваша мать не подозревала об этом?
— Нет.
Они шли теперь по тропинке, поднимающейся вверх к вершине скалы; через равные промежутки времени небо прорезал луч маяка, и издалека доносился зловещий вой сирены, включенной по случаю тумана. Даже здесь, наверху, чувствовался сильный запах водорослей.
Несмотря на высокие каблуки и парижский костюм, Арлетта не проявляла признаков усталости и не жаловалась на холод.
— Я задам еще один вопрос.
— Я знаю заранее почти все ваши вопросы.
— Как бы вы себя повели, если бы ваша мать вдруг заявила вам, что ей известна та сторона вашей жизни, о которой мы говорили?
— Я бы сказала ей, чтобы она не совала нос не в свои дела.
— Предположим, что она, надеясь вас спасти, заявляет, что считает своим долгом поставить в известность вашего мужа?
