Прежде всего, надо было преодолеть чрезвычайно распространенный и простой соблазн: если ненавидишь нечто, надо оттолкнуться от знамени (т.е. официальных опознавательных признаков ненавидимого) и преклониться перед символами противоположной идеологии. Иными словами, если враг поет "Интернационал" - петь "Боже, царя храни" или "Хорста Весселя", серпу и молоту противопоставить корону с двуглавым орлом или свастику. Если враг крушит церкви и иконы - значит, надо расшибить лоб в поклонах. Вздорность подобного "символистского" подхода очевидна для каждого, кто дает себе труд задуматься. Взять хотя бы тот общеизвестный нумизматам факт, что в новое время свастику впервые ввели в геральдику не кто иной, как "жидо-большевики" в самый "жидо-большевистский" период Советской власти - в 1918 г. Правда, подобный простой подход часто очень соблазнителен в смысле понятности для наиболее подвижной части масс, не обремененных ни имуществом, ни знаниями, ни трудовыми навыками. Можно легко стать популярными. Но это - путь заведомых политических авантюристов. Интересно, что никто никогда не становился на него, когда его адепту, скорее всего, предстояло мученичество. Напротив того, на этот путь всегда становились некие субъекты в моменты, когда такая политическая позиция делалась либо высоко поощряемой, либо, по меньшей мере, терпимой. Заведомо мошенническая позиция приемлема лишь тогда и для тех, кто собрался нажиться с возможно меньшими издержками, но не для тех, кто решил добиваться положительных изменений в общественной жизни, хотя бы ценой страданий или мученической смерти.
У нас никогда не возникала мысль страшными усилиями добиваться лишь перекраски тирании.
Издревле существуют два способа постижения истины: с помощью разума и с помощью откровения. У нас никогда не возникало сомнения в примате разума. Самым естественным при этом было использование марксистской методологии. В сущности, именно марксизм (а никак не фейербахианство) был последней универсальной философской системой, одновременно дающей картину мироздания и методы его познания, принципы гносеологии и философию партии, а в какой-то мере и этики. Все это в стройном логическом единстве. После утверждения марксизма ни одна школа целостной системы мировоззрения не предлагала. Картина мира как таковая теперь целиком вошла в область положительных наук. Вопрос о физической картине мира стал решаться физикой, биологической биологией, социологической (что нас тогда больше всего интересовало) конкретными социологическими исследованиями.
