Женщина усмехнулась уголками губ. «Понравилась» — на языке индриков означало «заинтересовала». Тени Прамира были выше понятий жизни и смерти, но это не значило, что им никогда не хотелось почувствовать себя живыми. Существ же, способных работать с каменными единорогами, всегда было мало.
— Боюсь, в борьбе за целостность вселенной последний пункт аргументом не является, — проворчала женщина, возвращаясь к предмету спора. — Ты знаешь, кто должен стать четвертой.
— Я согласен обсудить условия выкупа, — сапфировые глаза зверя многозначительно блеснули. — Хотя цена будет весьма высока.
Богиня отвернулась, пряча торжествующую улыбку, и быстро вписала два недостающих имени.
* * *
К полудню в крепостной стене удалось пробить брешь, и бои переместились на узкие улицы городка. Защитники особо не усердствовали: их было слишком мало, чтобы оказать достойное сопротивление регулярной армии соседа-агрессора, и за последние лет десять непрекращающейся войны этот городишко уже не раз менял хозяев.
Больше всего повозиться пришлось с гарнизоном, присланным из столицы. Зато новобранцы, наспех навербованные из местных жителей, разбегались кто куда. Армии приходят и уходят, а им здесь жить. Если, конечно, голову по глупости не сложат. А под чьей рукой жить… Крови в жилах и родной, и «вражеской» намешано, а власть, что та, что другая, далека и к нуждам простого люда глуха.
Отряды завоевателей серыми ручейками потекли по беззащитным улицам. Главнокомандующий дал строгий приказ — развлекаться только до заката и не лютовать. В дальнейшем эта дыра станет еще одним оплотом великой империи — раз пятый или шестой только за эту войну, а там, чем боги не шутят, и вовсе частью империи, и трусливые жители этого городишки разом превратятся в имперцев, и защищать их будут имперские же законы. Так что на веселье выпадало всего несколько часов.
Обыватели разбегались от шныряющих захватчиков, но те людьми интересовались мало. Добычи особой не было, что не разграблено — давно упрятано в потайные места. Девку разве какую по законам военного времени на улице перехватить, но девки уже тоже давно были не дуры и юбками перед солдатней мелькать не спешили. Только и оставалось радости — халупу-другую поджечь: все равно потом империи новые отстраивать.
От небольшой группы победителей отделился мечник и нырнул в проулок — подальше от галдящих сослуживцев. Бродить в одиночку по чужим улицам он не боялся: редкие жители спешили убраться с дороги этого высокого худощавого мужчины, ограничившегося кожаной курткой вместо брони, но зато с обманчивой легкостью таскающего в заплечных ножнах двуручник. Резкие черты лица, жесткие черные волосы, скрученные в короткие косички, и черные глаза выдавали в мечнике чужака, а выражение равнодушной отстраненности отпугивало самых ярых забияк. Потаенная суть прирожденного воина прорывалась наружу, сквозила в скупых экономичных движениях, просачивалась сквозь маску беспристрастности, угадывалась на подсознательном уровне, несмотря на жесткий самоконтроль и массивные широкие браслеты, не столько заменяющие наручи, сколько сдерживающие природную силу одинокого бродяги.
