Дворка в своей речи сказала много хороших слов о Срулке. После нее коротко выступил Зив а-Коэн. Церемония была светской, но не лишенной торжественности. Аарон, видевший за последние несколько лет много похорон в Тель-Авиве и Иерусалиме, считал, что судьба была справедливой к Срулке — он умер мгновенно, занимаясь делом, которое любил. Именно такими словами ему хотелось успокоить Моше. «Поцелуй смерти среди цветов», — произнесла Оснат, когда все собрались у него дома после похорон. «Все» — это Моше и Хавале с детьми, Оснат, старые друзья покойного Бецалель и Шмиель, а также Зив а-Коэн. Дворка ушла к себе, согбенная еще больше, чем вчера.
Тишину, воцарившуюся в комнате, было тяжело выносить. Аарон листал местную газетку, номера которой скопились на полке. В новостных листках были заметки, написанные Оснат, которая уже год работала секретарем в кибуце и представляла его на идеологическом семинаре в Гиват-Хавиве. Она занималась этой работой из желания «сделать свою жизнь полнее» и «придать кибуцу современный вид». Дворка тоже писала в этот листок. В тишине, которая становилась невыносимой, Аарон, чтобы только что-нибудь произнести, спросил:
— А где Фаня?
Все продолжали молчать, и только Моше, ощутивший на себе вопрошающий взгляд Аарона, ответил:
— Ей сейчас тяжело. Она была сильно привязана к Срулке. Это он привез ее и Гуту сюда после войны.
— Я и не знал, — сказал Аарон.
— Срулке никогда не говорил много.
— Интересно, откуда он ее привез? — продолжил спрашивать Аарон.
— Из лагеря перемешенных лиц в Милане, где они ждали документы для отъезда в Эрец-Исраэль, — ответил Шмиель. — Мы все тогда работали на подпольную организацию по спасению евреев, созданную Хаганой для доставки сюда нелегальных иммигрантов. Они выглядели настолько страшно, что мы быстро выправили им документы и отправили в страну вместе с другими людьми.
— Сколько им тогда было? — спросил Аарон, довольный тем, что завязался разговор.
— Восемнадцать, ну, может быть, двадцать — я точно не помню. В общем, молодые. Фаня болела, у нее обнаружили туберкулез. Гута была страшно изголодавшейся: все, что мы ей давали, прятала под одеяло — боялась, что завтра снова будет нечего есть. Глядя на них сегодня, никогда не подумаешь, что им такое пришлось пережить.
— А что Фаня говорит о доме для стариков? — продолжил расспросы Аарон.
— Да, ерунда, — ответил Шмиель, — вряд ли что из этого получится. Просто есть люди, которые любят больше говорить, чем делать. — И при этом он с беспокойством взглянул на Оснат.
