— Смотреть можно, но искоса.
— Хорошо, буду искоса. Вот так?
— Примерно. А это твоя мама в магазине Тай-Берчи торгует?
— Да. То есть раньше торговала.
— А теперь?
— Только в школьном буфете.
— Хорошая тётенька, она мне нравилась. Добрая.
— Да. Добрая…
Добрая она стала после того, как попыталась зарезать отца разбитой бутылкой, и её положили в госпиталь Горной стражи, и там доктор Барта сделал ей какой-то укол прямо в голову. После этого мать перестала пить, буянить, драться… но только это была уже не совсем она. Чужая тётка. И Лимон слышал, как отец судорожно плакал ночами.
— А вы с отцом вдвоём живёте?
— Вдвоём. Заметно?
— Не то чтобы сильно…
— Мама жива, и они не в разводе. Просто мама в Гиллемтаге осталась, чтобы место на работе не потерять, а папу сюда… перевели. И я с ним поехала, потому что ему одному было бы трудно.
— И давно?..
— Уже четыре года. Ещё год остался, даже чуть меньше.
— А где это — Гиллет… Гиллег…
— Гиллемтаг. На западе, на Каскадных озёрах. Большой город, большой порт. Там до сих пор корабли плавают, потому что вода чистая.
— Красиво, наверное.
— Очень. Город весь белый, а крыши синие. А песок на пляже чёрный. И много деревьев. И вообще…
— А я нигде ещё не был, — сказал Лимон. — Правда, здесь всё облазил…
— По машинам! — скомандовал тренер.
— Подожди, — сказал ему Валбон и заковылял к дому. Открыл маленькую дверцу под лестницей, просунулся туда, вернулся. В руках его была оплетенная травой бутыль.
— Слеза младенца, — со значением произнёс он и вручил бутыль тренеру.
— Компрометируешь меня в глазах молодёжи, — сказал тренер.
— А то они и не подозревают, — засмеялся Валбон. — Ладно, как освободишься — заезжай. Поговорим пристально.
— В одном расчёте были, — сказал тренер, когда машина тронулась. — Он первым номером, я вторым.
— Пулемётчики? — с придыханием спросил Лахар. Или Тимбл? Нет, кажется, Лахар.
— Ракетчики. Система «Огненный шквал», слышали?
— Даже видели, — сказал Лимон.
— Где же? — подозрительно спросил тренер.
«На заставе, — подумал Лимон, — где же ещё?»
Вслух ничего не сказал.
Возвращались уже по темноте, усталые, но довольные. В открытом багажнике лежали два мешка земляных яблок, два мешка настоящих яблок, мешок огурцов и завёрнутый в холстину копчёный окорок. В отличие от Валбона, другие фермеры с готовностью восприняли то, что машина из лагеря будет сама приезжать, сама привозить деньги и забирать товар, сама уезжать. И все как один (с разной долей прямоты) намекали на желательность использования детского труда, который иначе пропадёт втуне, беситься будут детишки от безделья-то, всё одно их надо чем-то занимать, игрой в мяч да рукомашеством, да строевой — а так бы поработали на свежем воздухе, а потом под вечер картошечки с маслом да с парной поросятинкой, этого в городе найдёшь шиш да два шиша, какая там поросятина, сало одно: на продажу-то кормить просто — брюквы побольше, вот и всё; а вот порося для себя надо кормить вдумчиво, сначала травой, и чтобы он бегал вдоволь…
