Ты идешь по ковру | страница 21
Маринкин день рождения
Всё же справедливость есть: в этот раз за Маринку наказали меня, а так всё её за меня наказывали. Мама говорит, не надо считать, кто сколько раз провинился, кого когда наказали. Но вот последний случай: Санна Ванна, похоже, запомнила, как Маринка с Пашкой первого сентября за меня вступились, всё цепляется к ним на уроках. Хоть на голубятню-то лазила я.
А сейчас вышло наоборот. Это Маринка придумала с ушами, а я не хотела, но вот, пожалуйста! Я опять сижу дома, правда, Маринка утверждает, что надо говорить не «опять», а «снова». Какая разница, если всё равно гулять нельзя? Мне папка сказал, чтобы после школы я сразу шла домой. Ну, я и шла. Конечно, мы ещё успевали немного полазить по рукоходу, попрыгать через вкопанные шины на стадионе. А так — сразу же домой. Папка мне звонил каждые пять минут, ругался, расписание моё выучил — знал, во сколько уроки заканчиваются, когда кружок: я в школьном хоре, мы даже ещё ездим куда-нибудь, к ветеранам или в садики. Потом вообще придумал такую штуку: подговорил Ефима приходить за мной. Я маленькая, что ли? Хорошо, Ефим просто вставал у забора и молчал. Тут уж поневоле домой побежишь. Я ревела и говорила, что так нечестно и я не виновата, что уши заболели, но папка ничего не хотел слышать, только злился и кричал:
— Ничего с тобой не случится! Здоровее будешь! Посидишь дома, подумаешь, может, поумнеешь!
Это он к тому, конечно, что я уже схлопотала двойку по биологии — просто забыла выучить химический состав клетки, а вообще-то это несложно мне даётся, я же не глупошары кусок.
Мама вступалась за меня, говорила папке, что толку мало, если я буду всё время сидеть одна в квартире. Но ничего не помогло — на две недели меня заперли дома. Последние тёплые дни пропадают! Пришлось пораньше вставать, чтобы до школы успеть забежать к Барону. Я гладила его по голове, говорила, чтобы не уезжал никуда. Пусть ещё немного в той конюшне поживёт кобыла Игра, пусть он остаётся здесь. Пашка мне рассказал историю этого рыжего глазастого, вот я удивилась! Никогда так не удивлялась. В конюшню, где жил Барон, привели эту самую серую Игру. И стойло ещё нашли рядом с нашим конём. Ну, парень и влюбился, чуть не бьёт себя копытом в грудь, мол, Игра моя прекрасная и дорогая, люблю тебя, сил нет! Не ест, не пьёт, гулять не соглашается. А как Игру выводят из конюшни, так Барон орёт, слышно за километр. Вот как тяжело у лошадей: конь рыжий, кобыла серая, можно сказать, что белая, да просто другой породы, и вместе им не быть. Для Игры нашли другого коня. Вот она родит, жеребец подрастёт, тогда лошадь продадут, и Барон вернётся к своему хозяину. Если так, то Барон тут надолго. Но Пашкин дядя может решить по-другому и продать коня, нашего дорогого глазастика. В любой момент. Поэтому каждое утро я бегала на конюшню.