Дошла очередь и до Йожо.
Капитан протянул ему один автомат, винтовку, обойму и мешочек.
— Мне дайте сколько и всем, — запротестовал мальчик.
— Не донесешь, — покачал головой Никита.
— Дайте… сами увидите!
— Ну, если он хочет, добавь ему еще обойму и патроны, — вступился за сына Хорват.
— И винтовку добавьте, — попросил Йожо.
— Ну и упрямец, — покачал головой капитан. Но смелость мальчика и его уверенность в своих силах понравились ему, и он добавил винтовку, а потом похлопал Йожо по плечу.
Взвалив на себя поклажу, они двинулись в долину.
По пути груз как будто отяжелел. Особенно чувствовал это Йожо. Но мальчик упрямо старался думать о чем-нибудь другом.
— Никита! — окликнул он.
— Ну что… тяжело уже стало? — спросил полушутя, полусерьезно Никита.
— Да нет, — не сдавался мальчик, — я о другом…
— Ну говори!
— А правда, что эти автоматы делают сто выстрелов сразу?
— Кто тебе сказал? — рассмеялся Никита.
— На кирпичном заводе есть один, он был солдатом на Восточном фронте… Взрывом гранаты его ранило в ногу, и он вернулся домой. Это он Габо рассказывал. Знаешь Габо? Это мой друг. Говорил, что русские автоматы — отличная штука. Нажмешь курок — сто выстрелов сразу.
Никита вполголоса ответил:
— Да, братец, штука отличная. Сам увидишь. А от семидесяти до ста не так уж далеко.
— Значит, семьдесят? — обрадовался мальчик.
— А посмотрел бы ты на «катюши»! — похвастался Никита. — Вот это да!..
Йожо совсем забыл о грузе. Ему казалось, что он идет налегке. Он жалел только об одном: что Габо его не видит. Автомат, оружие. И только потом почувствовал, что обоймы и тяжелые патроны порядком оттягивают ему руки. Но к тому времени они уже приближались к «Взрыву».
Оружие и боеприпасы складывали в бетонированную яму в «тройке». В ту ночь им пришлось еще четыре раза возвращаться на Буковинку, чтобы до конца опорожнить большие мешки. Правда, Йожо отец отправил спать. Как мальчик ни просил, отец не разрешил остаться:
— Завтра в школу, выспаться надо!
Когда Йожо на другой день вернулся из школы, в «шестерке» он нашел только Никиту. Сидя на недостроенной стенке, он осматривал окрестности и огрызком карандаша рисовал на листе бумаги кривые и прямые линии — то тонкие, то потолще. Когда мальчик пришел, Никита сложил бумагу и сунул ее в боковой карман.
— Здравствуй, Йозеф, — сказал он приветливо.
— Здравствуй, — ответил ему в тон Йожо и при этом приложил руку к виску, отдавая честь, как это делал Никита. За эти несколько дней он привык к этому настолько, что в школе чуть не поздоровался так со своими одноклассниками.
