Такое решение успокоило Йожо. И он стал насвистывать в такт своим шагам.
Вечером отец пришел домой не в духе. Швырнул на стол пустой бидончик, в котором носил на фабрику суп, так, что крышка высоко подпрыгнула и громко забренчала.
— Наглецы, сволочи! — крикнул он в сердцах.
Хорватова кротко посмотрела на мужа и не сказала ни слова, ожидая, что будет дальше.
А отец, в свою очередь, ждал, чтобы она спросила, чтобы проявила интерес… Поэтому в кухне ненадолго воцарилась тишина. Дети тоже притихли. В конце концов отец стал рассказывать:
— Нас обыскивали… Тьфу! У ворот завода их собралось человек десять с винтовками — сторожат нас, как диких зверей. И каждый рабочий прошел через их руки.
— Но почему? — спросила мать.
— Почему?.. Наверняка что-то вынюхивают. Земля у них под ногами горит: на востоке и на западе… да и у нас здесь. Оружие ищут… Неужели они думают, что найдут у кого-нибудь пулемет в сумке? Ослы!.. — Отец вдруг громко засмеялся. А потом продолжал, не переставая смеяться: — Голова и руки — вот наше оружие.
Мать поспешила поставить перед отцом тарелку с горячей едой.
Йожо видел, что сейчас не самый подходящий момент для осуществления его плана. Надо же было, чтобы именно сегодня он пришел не в духе. Если отец весь вечер будет смотреть исподлобья, он не осмелится обратиться к нему с просьбой. Отец наверняка накричит на Йожо, а может, и прогонит его.
Тем временем отец поужинал, отодвинул тарелку, встал, взял шапку, серую от опилок, направился к двери и вышел. Йожо знал, куда. В «шестерку», конечно.
Мальчик склонился над книгой, но читать так и не смог. А когда наконец заставил себя, то заметил, что при слабом свете керосиновой лампы с треснутым и закопченным стеклом буквы прыгают у него перед глазами и дрожат, как звезды на небе в зимнюю морозную ночь.
Мать на другом конце стола чинила брюки. Она сгорбилась, на самом кончике ее носа сидели очки, привязанные на шнурке поверх вылинявшей косынки.
У Йожо что-то внутри дрогнуло.
— Мамочка, ты что-нибудь видишь при таком свете? — спросил мальчик, подойдя к ней. Ему вдруг стало жаль мать, которой приходится по вечерам напрягать свое слабое зрение. Он обнял ее за шею.
Мать подняла глаза от работы, сдвинула очки на лоб.
— А что же делать, сынок?
Это был и вопрос и ответ.
— Но так ты еще больше портишь глаза, — он вдруг увидел, что лицо матери изборождено морщинами у глаз и уголков губ. Странно, как же он раньше не замечал этих морщин. — Мама… — сказал он тихо и погладил ее по лицу, как будто бы хотел на ощупь запомнить то, что видел.
