Наконец расслабив хватку, молодой человек наблюдал, как фарцовщик бесформенной массой расплылся по ковру — лицо хозяина квартиры стало похоже на сырой бифштекс.
Пнув лежащего ногой еще пару раз для профилактики, вор вышел из квартиры, прижимая к распоротой щеке тряпичную салфетку…
Впрочем, на этом история не закончилась — им пришлось встретиться еще раз, однако при других, более печальных обстоятельствах.
Последнее их свидание состоялось в зале суда, где в конце долгого заседания пожилой судья, пиджак которого украшали ветеранские орденские планки, монотонным голосом дочитал приговор: —…именем Союза Советских Социалистических Республик приговорить Фомина Валерия Николаевича, одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года рождения, по статьям сто сорок четыре, часть вторая и сто восьмой, часть первая УК РСФСР, к десяти годам лишения свободы с конфискацией имущества и содержанием в колонии усиленного режима. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит…
— …Вниманию встречающих, на третий путь прибывает скорый поезд номер тридцать четыре Саратов — Москва, нумерация вагонов с головы поезда. Повторяю: на третий путь прибывает… — Монотонно-казенный голос диктора, искаженный громкоговорящей системой, резко врезался в гомон толпы, хаотично двигающейся по грязному перрону Павелецкого вокзала.
Скрипя тормозами и противно лязгая железом бамперов, запыленный темно-зеленый состав остановился у платформы. К открывшимся дверям вагонов тут же хлынул поток встречающих, сквозь который неистово рвались вновь прибывшие пассажиры, пробивая себе путь чемоданами, локтями и нецензурной бранью.
Что ж, типично московская картинка; Павелецкий вокзал к тысяча девятьсот девяносто четвертому году не изменился со времен Венечки Ерофеева и бессмертной поэмы «Москва — Петушки».
Дождавшись, пока схлынула первая волна сутолоки и проход в вагоне освободился от бесчисленных баулов, сумок и путешественников, на серый асфальт перрона сошел мужчина лет сорока.
Худощавый, среднего роста человек, одетый в потертую кожаную куртку темно-коричневого цвета; черные брюки несколько старомодного покроя резко контрастировали с рыжими стоптанными туфлями. Картину дополняла допотопная светло-серая кепка-блин, сдвинутая на затылок.
В нем можно было бы угадать обыкновенного туриста из российской глубинки, приехавшего поглазеть на диковинки современной столичной цивилизации, или же банального спекулянта, обыкновенного барыгу, если бы не выражение лица.
