Хорошо бы дом построить, подумал вдруг он. Свой собственный дом. Своими руками…
Вдруг в цех зашёл парень, довольно ещё молодой, невысокий, даже щуп-ловатый какой-то, но с властным выражением лица, с повадкой человека, привыкшего отдавать приказы. И Крюков вспомнил: это новый начальник «деревянного» цеха, Леонид Силантьев — старый-то ушёл на пенсию, недавно взяли вот этого. Парень быстро оглядел Крюкова, лавочку, на которой тот сидел, нервно покуривая, на опилки и обрезки досок…
— Погаси.
Крюков послушно затушил сигарету.
— Сам сделал? — спросил парень так, словно они сейчас долго говорили о чём-то важном, но вот отвлеклись на случайный предмет. — Интересная конструкция. Сколько времени потратил?
— Не знаю… часа три.
— А ну-ка, — сказал парень, жестом велев Крюкову встать. И Крюков, как будто так и надо было, послушно встал и отошёл в сторону. Парень сел на его место, покачался на лавочке, испытывая её на прочность. Особо усердствовать не стал, видимо, сразу понял то, что ему нужно было узнать.
— В роду столяры были? — начал он словно бы допрос с пристрастием.
— Кажется, дед плотничал в деревне…
— Ага. А что ты вообще здесь делаешь? — спросил он Крюкова так, будто тот был в чём-то виноват.
— Работаю я, — растерялся Крюков.
— Работаешь! — усмехнулся парень. — Слесаришь?
— Да.
— А в нормальной работе хочешь себя попробовать?
— Да хотелось бы…
— Ну, что ж, тогда иди ко мне. Три месяца учеником, потом получишь второй разряд. Через полгода — третий. И так далее…
— А деньги? — робко спросил Крюков.
— Сначала, понятно, деньги будут ерундовые. Так ты ж сырой материал, как вот эта твоя скамейка, — Силантьев пристукнул костяшками пальцев по дереву. — Тебя же учить и учить, воспитывать. Зато потом…
Всё было ясно. Человеку этому Крюков поверил сразу.
— Значит, мне увольняться? — спросил он, даже не раздумывая ни минуты.
— Сделаем перевод, я поговорю с твоим фюрером, думаю, он мне не откажет… И кстати: если увижу, что куришь в цеху, штрафовать буду без разговоров. На первый раз. На второй — уволю. Доступно?..
«А завтра я снова увижу её», — подумал Крюков невпопад. И ему вдруг представилась волшебная картина: зима, Рождество, поздний вечер и мороз, дом в деревне, внутри чисто и тепло, потому что натоплена печь, а из трубы к небу, к безжизненной бледной луне и блестящим звёздам медленно поднимаются вместе с дымом звуки рояля — торжественные, серьёзные.
Словно бы какой-то давно вывихнутый сустав вправился на своё место, и боль его ушла.
