Все дело в платье | страница 63
После такого начала, продолжение просто не могло не стать «увлекательным» и «познавательным», но Маша продолжала вгрызаться в автомобильный мир с яростью человека, которому нечего терять, кроме своих цепей. Ольга Дмитриевна Чезганова оказалась не только красивой, но и ухоженной настолько, что ее можно было фотографировать на обложки журналов, даже не выставляя специальный свет. И уж точно безо всякой ретуши в фотошопе.
Ольга Дмитриевна Чезганова оказалась еще и довольно-таки приятным человеком. Это перенести было особенно тяжело.
К такому повороту событий Маша оказалась категорически не готова. Каждое утро Ольга Дмитриевна приезжала на гончаровском внедорожнике, с ним или без него, здоровалась с народом, расспрашивала Семеныча о здоровье его детей, о наличии которых Маша не знала. Ольга Дмитриевна интересовалась ситуацией вокруг постоянных задержек бетона, она помогла Юле решить вопрос с офисом и ускорила переезд. Она ввела в офисе постоянные закупки чая, кофе, горячих обедов для рабочих – всего того, о чем Гончаров даже и не задумывался.
Она приветливо улыбалась Маше Кошкиной, хотя было совершенно очевидно, что Маша Кошкина уклоняется от общения с Ольгой Дмитриевной и всячески избегает встреч. Чезганова была исключительно мила и доброжелательна. Дошло до того, что она похвалила Машину прическу. Прямо так и сказала:
– Какой у вас насыщенный цвет, какие прямые гладкие волосы. А мне приходится все время пользоваться выпрямителем! – и сокрушенно вздохнула. Это было до того странно, что впервые Маша заподозрила весьма странный, но напрашивающийся факт. А что, если Гончаров вообще не стал рассказывать этой чудесной черноволосой фее с синими глазами, что у него когда-то был роман с Машей?
«Именно так, именно так», – думала Маша, яростно выкручивая руль, в сотый раз пытаясь всунуть толстобокий учебный «Хёндай» в жесткие границы парковочного места, обозначенные беспристрастными гибкими стойками.
– Ну вот, Кошкина, опять ты, считай, в стену врезалась. Как так можно? – горевал инструктор, вынимая из-под машины сбитые стойки. Маша извинялась, а сама лихорадочно соображала. Значит, он даже не счел нужным упомянуть об их романе. Ничего себе! Вот он, мир богатых. Живой человек для них – червяк. Гончаров вел себя с Машей странно. Смотрел на нее чуть ли не с вызовом, но за прошедшие недели не сказал ей, наверное, и пары слов. Все шушукался со своей длинноногой Гусеницей. Нет, Маше становилось все тяжелее и тяжелее ненавидеть Ольгу. А ненавидеть ее хотелось.