— Ты был прав, у меня нет ни жены, ни детей, но у меня есть племянник — Юда.
— Уж не Юда ли Искариот, один из подпевал галилейского смутьяна?
— Он самый, Йоханан!
— Спасибо, развеселил, Ицхак. Даже зло на дерзость твою прошло. Вот уж чего не ожидал! Не думал я, что чрево сестры твоей, прекрасной Рахили, которую я так любил в молодые, глупые свои годы, — что чрево ее способно принести такой гнилой плод.
— Прекрати, Йоханан, слова эти только поганят тебя, да!
— Никто в этом доме еще не смел затыкать рот хозяину! — озлился больной. — Остерегись, Ицхак! — На минуту настала тишина, затем Йоханан продолжил:
— Знаешь, Ицхак, когда я был еще совсем мал и только осваивал, только прикоснулся к таинствам священной книги, более всего вдохновило меня пророчество о приходе мессии, который прольет на грешную землю свет Божий и искупит несметные грехи человеческие. Столь светлой и радостной казалась мне эта мысль, что в самой глубине души своей я ждал прихода мессии с минуты на минуту, со дня на день…
Лишь став стариком, окончательно понял я, что не придет мессия, Ицхак, не придет никогда! Может, и не мыслил лгать людям пророк, да с тех пор много воды утекло, и погрязло в мерзости человечество до того, что во спасеньи Божьем и не нуждается. Рабы мы, Ицхак, рабами рождаемся, рабами и умираем! Человек, Ицхак — это всегда раб низких страстей — своих и чужих. И понял я, что, если и впрямь пытался создать Всевышний тварь человеческую по образу и подобию своему, то неудачным был его опыт, и ныне Господь уже, быть может, в какой иной Земле творит нового человека; и о семи руках, о трех головах будет тот новый человек или таков же, как и мы, наружно, да внутри вместо гноя и кала будет нести в себе частицу воистину совершенного духа. И, создав новый тот род, забросит уж вконец Создатель нас, грешных, и забудет навеки как великий позор свой, забудет всех, даже избранный народ свой, а может, его-то он и забыл уже? А, Ицхак? Ну, хорошо, молчи, старик, молчи, я говорить буду! Понял я: к чему Господу присылать к нам сына своего? Над кем царствовать ему? Да и как объявит мессия о себе людям? — подумал я. — Чудеса начнет творить? Чудеса?! Но я помню воистину великие слова друга моей юности, не по годам мудрого тогда Ицхака: «Величие Господне в том беспредельно, что создал он мир вечный, вечным же покорный законам, законам столь незыблемым, что даже сам Создатель их нарушить не может. Могущество любого земного правителя бесконечно ничтожнее, ибо законы, им же самим созданные, сам же может и попрать. И никогда Бог великий и бесконечный не нарушит гармонии созданного им мира во имя нелепой фантазии доказать свое бытие ничтожным человекам! Не может быть у Всевышнего и совершенного божества тщеславия, достойного раба!»
