пива. И секса. Любимый сын моей матери женился на беспробудной пьянице. Она могла бы быть забавной, если бы не дотрагивалась до всех исподтишка, подкрадываясь и подолгу рассматривая всё, что движется.
Её театральный взгляд, подведённый а-ля «кошачьи глазки», прикован ко мне.
— Подруга! — Воркует Хаткор. — Это прекрасно!
— Меня зовут Айседора.
— Ну, конечно! — Богиня смеётся, низко и глубоко. — После всего, что было, я не могу всё упомнить! Если бы только твоя мать хоть немного проявила фантазию.
Иногда это больно, когда тебя забывают, пока ты ещё жива. Но она знает, о чём говорит. Все без исключения из сотен маминых отпрысков придумывали свои вариации имени моих родителей. И почти все, даже не пытались вспомнить моё имя.
— Как всегда, приятно повидаться. — Хаткор улыбается моей матери. Хотя улыбка больше похоже на оскал.
— Такой приятный сюрприз, когда я приглашаю своего сына на семейный ужин, и ты тоже тащишься следом. — Мамина улыбка обнажает ещё больше зубов.
После нескольких напряжённых моментов между ними двумя, мама властно разрывает зрительный контакт. Затем она лучезарно нам улыбается, прокашливается снова и снова, пока, в конце концов, Осирис не сворачивает газету и обращает на неё своё внимание.
— Я позвала тебя к нам на ужин, чтобы сделать объявление. Я беременна!
Отец медленно моргает, глаза черны, как его кожа. Затем снова поднимает газету.
— Немного раньше, чем планировалось. Что насчёт этой? — Он кивает в моём направлении.
Я слишком шокирована словом «этой», чтобы ответить. Мне шестнадцать. Она рожает ребёнка каждые двадцать лет. Двадцать! Не шестнадцать! Из всех традиций, что богиня материнства и плодородия может выбросить в окно, это та, которую она выбирает?
Исида пожимает плечами, пытаясь выглядеть виноватой за своей довольной улыбкой.
— Я подумала, что мы могли бы всё встряхнуть немного. Кроме того, Айседора так выросла.
— Что? Раз у меня скачок в росте, меня теперь в расход?
Я не могу поверить, что мама уже меня заменяет. Могла хотя бы сделать вид, что я что-то значу, даже если она и не собирается делать меня вечной, как этого кретина Гора.
Я просто в бешенстве из-за этого… Я… Я в ярости! Единственная причина, по которой у меня в глазах слёзы — это потому, что я положила в еду слишком много лука.
— Кроме того, — говорю я, пытаясь не шмыгать носом. — Ты единственная, кто придерживается расписаний и традиций, и кто всё и всегда делает по одному и тому же сценарию, чтобы не допустить хаоса, который бы всё испортил!
