Когда я уже перестану так нервничать и дёргаться? Прошлой ночью, когда я выходила из ванной, неожиданное появление Сириуса напугало меня, и я практически схватила его, прежде чем поняла, что он не был каким-то призрачным злоумышленником.
Я выбрасываю всё из головы, как только появляется парень с крупным торсом низкого роста, одетый в разрисованную футболку и шорты цвета хаки. Подойдя к нам, он скрещивает руки и смотрит, как группы людей входят в музей и выходят. Его чёрные волосы уложены а-ля «творческий беспорядок», на глазах очки в толстой оправе.
— Что нужно сделать парню, чтобы его обслужили?
Тайлер хмурится при виде его.
— Слушай, малыш, зал детских открытий закрылся пять минут назад. Теперь тебе лучше отправляться в парк.
— Я хожу в парк только со своей девушкой. — Его лицо расплывается в глупой улыбке, а Тайлер ржёт как лошадь, хлопая его по плечу, пока он заключает её в объятия. Его нос упирается в её подбородок. Вместе они представляют собой такую невыносимо неуклюжую пару, что должно быть, они самое наимилейшее явление, которое мне приходилось когда-либо видеть.
Словно песчаной бурей меня накрывает осознание того, насколько жестока временность всего сущего. Они любят друг друга прямо сейчас, но именно это прямо сейчас — всё, что у них есть. Мы не вечны, как и наши отношения.
Скотт (по крайней мере, предположительно, это неуловимый Скотт, иначе Тайлер придётся объясняться) делает вид, что кусает её шею, а потом целует в щёку.
— Поздний обед?
— Скоро заканчиваем. — Тайлер разворачивает его и указывает на меня. — Это Айседора.
— А, загадочная Айседора. — Скотт ухмыляется и машет мне. — Она высокая и ужасно симпатичная. Ты была права. Идёшь есть с нами?
Я пожимаю плечами.
— Я…
— Конечно, идёт. — Тайлер придвигает его к себе. — А теперь иди поиграйся. Кому-то из нас нужно работать.
— Ужасно? — Я поднимаю одну бровь.
— Ужасно симпатичная. Ужасно — не то, что описывает, а то, что придаёт оттенок.
Через двадцать минут, наконец, приходит смена, и, закончив на сегодня с музеем, мы с Тайлер выходим на яркое солнце. Я глубоко вздыхаю, радуясь тому, что выбираюсь из этого дурдома. Я всё ещё не привыкла к тому, что меня окружают огромные толпы людей. Как-то мы отправились в Каир и другие города Египта, но по большей части моё детство прошло практически в изоляции. Они словно специально растили меня нелюдимой или вроде того.
Я с нетерпением жду, когда же доставят груз с вещами моей мамы. Он задержан на таможне, поэтому я делаю обычную музейную работу. По крайней мере, когда весь её хлам прибудет, я смогу заниматься его организацией и обустройством. И больше не придётся проверять документы, или стоять в египетском зале, пытаясь выглядеть отчуждённо и пугающе, чтобы люди не стали задавать мне вопросы, а также, чтобы студенты из местного колледжа перестали пытаться меня клеить.
