— Путешествуя, я старался сделать все, чтобы уберечь мою семью от ловушки. В свое четвертое появление назначил свидание Фрэнку в аэропорту Кеннеди. Он, наверное, тебе рассказывал об этом. Я попросил его замуровать металлическую дверь.
Я молча кивнул: да, рассказывал, и спросил:
— А что было потом?
Салливан ждал моего вопроса, но по его гримасе я сразу понял, что у него нет ни малейшего желания на него отвечать. Он поднялся со стула и открыл наполовину застекленную дверь, которая вела на крошечную терраску, где цвели цветы и где сейчас сияло солнце.
Он стоял и курил среди калужниц и герани.
— А что случилось после двадцать четвертого путешествия, Салливан?
Он раздавил окурок в цветочном горшке.
— У нас будет время, и мы с тобой обо всем поговорим. А сейчас, я думаю, тебе пора узнать, как там Лиза.
Я не стал настаивать. Возможно, мне даже не очень хотелось услышать ответ.
— Вы поедете со мной? Она в больнице «Белльвью».
— Поезжай, я приеду попозже.
9
Я вышел из дома и услышал, как хлопнула за мной дверь. Если медбрат сказал правду и Лизу повезли в больницу «Белльвью», то я легко мог добраться туда пешком. Я пошел по 5-й до Утюга[23] и повернул в сторону Ист-Ривер. Через полчаса я уже стоял перед монументальным фасадом старейшей больницы города Нью-Йорка.
Посещение разрешено с одиннадцати, но я, как врач «Скорой», знал, как обойти правила. Сообщил дежурному, что я брат Элизабет Эймс, объяснил, что только что прилетел из Бостона на самолете, изобразил страшное беспокойство. Меня без всяких проволочек пропустили в отделение. Там, побегав по коридорам, я отыскал практиканта, которому было поручено следить за состоянием Элизабет. Ему я представился, как коллега, работающий в главной бостонской больнице. Поговорив, мы обнаружили, что мы ровесники и оба стажировались в больнице «Нортвестерн Мемориал» в Чикаго. Он сам проводил меня в бокс, где лежала Элизабет, но о ее состоянии говорил с большой осторожностью.
— Как только ее привезли, мы тут же начали интенсивную терапию. Перевязки, дыхательный аппарат. Дальше, как пошло дело, ты знаешь не хуже меня: флумазенил быстренько устранил воздействие бензодиазепина, но алкоголь и большая кровопотеря сильно осложнили состояние и мешают привести ее в сознание. Я на дежурстве еще в течение полутора суток, так что, будут вопросы, обращайся без стеснения.
Я поблагодарил его и толкнул дверь в палату.
Комната тонула в полумраке. Лицо Лизы выделялось бледностью на фоне светло-голубой подушки, губы были еще синеватыми, волосы разметались, закрыв одну щеку.
