7000 километров южнее Москвы | страница 39



Захрипев старым дизелем, автобус двинулся к воротам и покатил по улицам Рабуби. Василий, сидевший впереди Гаврилина, неожиданно обернулся и, смущенно покашливая, вполголоса сообщил, что вчера смог раздобыть весьма интересную информацию. Одобрительно кивнув, Борис тоже чуть слышно ответил:

– На место приедем, выберем момент, расскажешь.

В общем разноязыком гомоне голосов чуткое ухо Гаврилина неожиданно уловило нарочито громко сказанное по-английски, но с польским акцентом:

– Всякий раз как еду с этими русскими, жалею, что нет с собой противогаза. Фу, дышать нечем!

Эту хамскую тираду услышал не он один. Кипреев, мгновенно сориентировавшись, обернулся в сторону говорившего – крупного рослого мужчины с широкими плечами – и, утрированно подчеркивая польский акцент, парировал по-английски:

– Это и понятно, пан дегустатор, чресла англосаксов, каковые ваши правители изволят вылизывать на протяжении уже многих лет, благоухают куда изысканнее…

Сказано это было чрезвычайно дружелюбным, проникновенно-сочувственным тоном, отчего комизм ситуации уловили все и отреагировали на этот язвительный «спич» громким смехом. Налившись багровой краской и топорща усы «а-ля Пилсудский», «пан» свирепо выдохнул:

– Пся крев! – После чего продолжил по-английски: – Твое счастье, сопляк, что сегодня не эпоха дуэлей. Я с удовольствием шпагой или пистолетом в один момент поставил бы тебя на место!

Но тут же он пожалел о сказанном. Василий круто развернулся в его сторону и, глядя прямо в отчего-то забегавшие глаза усача, презрительно усмехнулся:

– Пан дегустатор желает подуэлировать? А он в штаны не наделает, если вдруг я соглашусь? – Слова прозвучали без тени угрозы, но и без шутовства – уверенно и жестко. – Шляхетский гонор заиграл в одном месте? Так я его могу поубавить и без дуэли!

Так мог заявить только человек, прекрасно сознающий свою силу и возможности. В автобусе все сразу притихли, наблюдая за этим противостоянием. И понимая, что настал критический момент, когда кто-то должен сдаться, а кто-то победить в этом нравственном споре – ничья исключалась начисто. И усач в какой-то миг сломался. Изобразив оскорбленно-надменный вид, он отвернулся, буркнув, что не желает рисковать своим контрактом из-за драки с русским наглецом.

Но он не предполагал, что его ждет окончательный моральный разгром, причем с той стороны, откуда никак не мог прийти. Сидевший позади него светловолосый парень, махнув рукой Василию, хмуро произнес с досадой в голосе: