Над помойкой стоял тяжелый запах тления, который обещал стать еще сильнее с наступлением теплых дней… От развороченных мусорных холмов исходило тепло. Холодный ветер здесь ощущался меньше.
Самой легкой была работа за транспортерами. Здесь в ряду одетых в лохмотья мужчин и женщин стоял мальчик. Руки у людей непрерывно мелькали над медленно плывущими грудами мусора. Найдя металл, рабочие кидали его назад, к другому длинному транспортеру, на конце которого стоял большой ящик.
Майк попал на погрузку. К кучам уже отсортированного мусора подходили самосвалы. Четверо рабочих поспешно брались за широкие с загнутыми краями лопаты и бросали мусор в кузов.
Грузить было неудобно. Лопаты часто завязали в густой упругой массе хлама. Иногда попадались и такие предметы, которые приходилось кидать руками, — полусгнившие доски, остатки мебели, куски картона, от ящиков.
Когда прошел час работы, матрос увидел, что ссадины у него на руках, полученные в порту, по краям покрылись коркой липкой, въедливой грязи. Там, где кожа была содрана, живое мясо затвердело и потрескалось.
Во время минутного перерыва между машинами к Майку подошел мальчишка. Посмотрев на руки матроса, он покачал головой и ушел. Он вернулся еще через несколько минут с парой новых рабочих рукавиц.
— Взял у кладовщика, — объяснил он. — Потом у тебя вычтут из зарплаты.
Работа на помойке продолжалась до темноты. Расчет был каждодневный. Рабочие за транспортером получали с килограмма металла, грузчики на мусоре — с количества вывезенных машин.
Майк получил вечером полтора доллара, мальчик — около двух.
Когда они вышли в город, мальчик спросил:
— Пойдешь в ночлежку?
Майк покачал головой. Он боялся тратить деньги на ночлежный дом.
— Пойду на трубы. А ты?
— Тоже на трубы. Мне в ночлежку неохота. У меня там два раза деньги отнимали. Я же слабый.
Он был доволен тем, что матрос будет ночевать вместе с ним, и весело предложил:
— Зайдем съедим что-нибудь.
Они зашли в дешевый кафетерий и плотно поели, затем пешком через весь город отправились в Латинский квартал.
На одном из перекрестков мальчик остановился, схватившись за грудь рукой. У него начался приступ кашля, такой же, как ночью. Он сгорбился. Жидкие светлые — волосы мотались при каждом толчке. Пятясь, он подошел к стене дома и прислонился, чтобы не упасть.
Кашель длился несколько минут. Матрос, переминаясь с ноги на ногу, стоял рядом.
Отдышавшись, мальчишка сплюнул и сказал:
— Плохо. Пожалуй, у меня туберкулез… Надо домой ехать. А то еще пропадешь здесь.
