Два фронта враждебных теней встретились и вступили в битву. Элирил закричала от ярости, когда тьма столкнулась с тьмой. Кто осмелился встать на пути Теневой Бури? Как могло…
Без предупреждения видение оборвалось, и Элирил осталась одна в пустоте. Она злобно закричала.
Некоторое время спустя девушка проснулась в своей постели, мокрая от пота, вымотанная, уставив взгляд в потолок спальни в особняке её тетушки к востоку от Ордулина.
— Нет! — воскликнула она и встала, потревожив запятнавшие шёлковые простыни и подушку рвоту, кровь и слюну. Язык болел там, где она прикусила его во сне. Девушка не обратила на боль и на мокрую кашу на постели внимания.
В сознании пульсировала воля Волумвакса, и она прошептала вслух:
— Призови Бурю, чтобы освободить Божественного.
Она хотела знать больше, нуждалась в том, чтобы знать больше, но понимала, что новых видений не получит. Лорд Скиаграф и госпожа потерь хранили свои секреты. Такова была природа веры. Будучи жрицей Шар, Элирил часто приходилось действовать, не зная о планах богини.
Она услышала, как у подножия кровати заворочался Кефил. Чёрный мастифф встал, потянулся, и из недр его широкой груди донеслось удовлетворённое рычание. Плечи мастиффа достигали верхней точки кровати. Его налитые кровью глаза сфокусировались на девушке.
Ты металась во сне, сказал пёс. Его массивную челюсть усеивали седые волоски, а мутные глаза выдавали возраст животного.
Несмотря на свои заботы, Элирил улыбнулась. Пёс не разговаривал ни с кем, кроме неё — это была их тайна. Впервые Кефил заговорил с ней в ту ночь, когда Элирил убила своих родителей. Тогда он был щенком по имени Морс — так назвал его мёртвый брат девушки. Элирил дала ему другое имя. Она считала, что его разум — подарок Шар. За прошедшие годы пёс стал преданным другом. Тётушка ненавидела его, но всё равно позволяла Элирил держать Кефила в своих покоях.
Кефил изогнулся, чтобы почесать зудящий бок.
— Со мной говорил Лорд Скиаграф, — сказала Элирил псу, но не стала давать дальнейших объяснений. Даже с Кефилом она не делилась подробностями своих отношений с Волумваксом.
Пёс продолжал заниматься своей чесоткой и ничего не спрашивал.
Заметив испачканные простыни, Элирил осторожно стянула с себя шёлк и сбросила их с широкой кровати. Она чувствовала себя так, будто голова была набита тряпьём; в висках стучало. Она прижала руки ко лбу.
— Спасибо, господин мой, — сказала она Волумваксу, моргая от боли. — Моя скромная радость — служить тебе.
