По–разному, но все почувствовали себя униженными. Никто не проронил ни слова.
Молчание в конце концов прервал Бен.
— Поздно становится, — проговорил он как можно спокойнее. — Не перейти ли нам всем в дом? Скоро оркестр заиграет, и там полно шампанского. — Все последовали указанию Бена, с облегчением уходя туда, где можно было не видеть страдальческого выражения на лице новобрачной.
Позже, намного позже, Кэролайн, все еще в своем розовом наряде, угомонилась на односпальной кровати у себя в номере, где стояла кромешная тьма. Другая кровать в номере жалобно скрипела: на ней на спине лежал Эндрю, едва не уткнувшись лицом в груди Даниель, а она ритмично наваливалась на него, пока оба они не кончили, после чего омерзение Эндрю к самому себе просочилось и заколыхалось в нем — тихонько, словно море внизу при смене отлива приливом.
Пока я ожидаю возле агентства, по улице танцующей походкой проходит безупречно одетая девушка и впархивает в здание. У нее длинные темные волосы, как на рекламе шампуня, одежда на ней явно на нее пошита: красное мини–платье с золотистыми гладиаторскими сандалиями. Рядом с ней я еще больше чувствую себя старомодной и понимаю, что это, должно быть, Полли, та самая девушка, которую мне предстоит разыскать. Не знаю, отчего я не в своей тарелке, ведь когда–то моя внешность меня весьма радовала, а сегодня же такое чувство, что меня пробуют на роль, а я в нее не вписываюсь. Когда наконец захожу вовнутрь, то спорить готова, что девушка та меня засекла еще там, на улице, и она считает к тому же, что я не тяну на гламур, но — улыбается, предлагает кофе и ведет меня за стойку приемной, чтобы показать, что надо делать. Полли классная, красивая, она из тех девушек, от которых страх берет, я вот с трудом соображаю, о чем с ней говорить, похоже, уже успела забыть, как вести непринужденную беседу. Пока она разъясняет, кто такие партнеры, кому из них что нравится, о том, как с ними связываются, кто с радостью делится номером своего мобильного телефона, из–за чего самые крупные клиенты особенно нервничают, я вглядываюсь в себя и ощущаю, что здесь я еще больше не у места, чем в задрипанном доме северного Лондона. Осознаю, что прежде принимала все это за само собой разумеющееся: кто–то принимает телефонные вызовы, кто–то сообщает, что клиенты в приемной, кто–то заказывает для меня переговорные комнаты, — я понятия не имела, что за этим столь многое кроется. Секретари и референты в моей компании в Манчестере были обычными, похожими на меня, а не выставленными напоказ обретениями, вроде экзотических цветов. Пока Полли просвещает меня, сотрудники потихоньку прибывают на работу, и все они моднючие: тут есть ребята в джинсах самых последних фасонов, смелых футболках и с сумбурными прическами (эти, должно быть, относятся к творческому типу), другие носят очки в массивной оправе, льнущие к ногам брюки и начищенные штиблеты с квадратными мысами, грудь у каждого перехвачена ремнем лоснящегося кожаного портфеля. Девушки ходят на высоких каблуках, одеваются в платья, которые меня и на выход в гости надеть заставлять надо, и все носят огромные сделанные на заказ сумки. Все они выглядят по–разному, но все равно впечатление такое, будто на них униформа. Прибывают они в час по чайной ложке (все с кофе в руках), и ни одна, похоже, не очень–то торопится: сегодня ж пятница в конце концов. В 9.25 мужчина постарше в отлично пошитом костюме и белых парусиновых штиблетах бросает: «Доброе утро, Полли, дорогая», — потом безо всякого интереса смотрит на меня и едва заметно кивает.
