В деревне мы с Майо весь день играли на улице, и мама звала нас к обеду, крича из окна: Ааль–маа–Маа–йоо! Ааль–маа–Маа–йоо!
Мы бежали домой вспотевшие, перепачканные, голодные. Наши коленки ободраны в кровь — мы часами гоняли на велосипеде вдоль плотины, воровали у крестьян фрукты, ловили скользких ужей, ящериц и сверчков.
Ааль–маа–Маа–йоо, мойте руки и за стол! Как давно я не слышала этих слов, как мне их не хватало!
В школе, когда подростки только выбирают для себя подпись, экспериментируют с инициалами и аббревиатурами, Майо придумал себе слово АЛЬМАИО, чтобы подписывать записки родителям и друзьям, но продержалось оно недолго.
В Ферраре словом «летамайо» называют навозную кучу Остроумному Майо это созвучие казалось смешным; я же, вечная зануда, запретила употреблять это «Альмайо», и брат, как всегда, уступил без возражений.
Во сне я была счастлива. Мама — молодая, в желтом платье, и Майо — смеющийся, передних зубов не хватает. Отца во сне не было, но чувствовалось, что он где–то здесь рядом, может быть, спит. Я не ощущала никакой тревоги, была такой радостной и беззаботной, как бывает только в детстве.
Ааль–маа–Маа–йоо! Ааль–маа–Маа–йоо!
Мы спрятались под глицинией и изо всех сил старались не расхохотаться. Я так сдерживала смех, что захотела в туалет.
Проснулась я от сильного позыва к мочеиспусканию и, валяясь в постели, продолжала ощущать теплоту и радость этого сна. Мне очень давно не снились мама и Майо такими счастливыми. Именно такими, какими мы были в действительности.
Обрывки этих эмоций крутятся в моей голове и сейчас, когда я иду под портиками, спешу на встречу с Лео.
Я никогда не была в том ресторане, где мы назначили встречу, никогда не встречалась с Лео один на один, мне никогда не снились мама и Майо такими счастливыми. Сколько всего случилось после того, как я рассказала Антонии про Майо!
Вчера мы лишь перекинулись по телефону парой слов, но Антония сказала, что не может говорить, я не поняла почему Я хотела рассказать ей о поездке в Рим, о фотографиях Луиджи Гирри. Мне бы хотелось, чтоб и она почувствовала очарование тех мест, которых я лишилась. Эти пейзажи стали для меня лекарством, гомеопатической таблеткой: поля, плотины, каналы, лиманы в дельте По, среди которых прошло мое детство, — увидены глазами современника, римлянина, чужака. Я как будто получила прививку. Двадцать лет я не была в Ферраре и на По. Стараюсь избегать любых контактов с паданской равниной, с ее метафизической болью.
