Саня шевельнулся на кровати, выйдя на секунду из своего небытия и тут же впав в него снова. Только тут замечаю, что рядом с ним, где-то в его ногах, притулился мальчик — лежит, накрывшись одеялом, смотрит оттуда испуганными глазёнками. Замёрз, что ли?
— Эй, тёзка, не бойся! Ты чего спрятался? Пошли чай пить. Там тепло, в кухне-то.
Но он только мотает головой и поглубже зарывается в одеяло.
Вешаю ружьё обратно на стену.
С улицы послышался редкий тяжёлый топот и какое-то странное деревянное грохотание.
— Бабушка приехала, — сказала Тонька.
— На машине? — спросил он недоумённо. Он не прочь был прокатиться на машине, но звук не походил на шум работающего двигателя. Так мог громыхать разве что очень старый маленький автомобиль, которому давно пора на свалку.
— На машине!.. — засмеялась Тонька, прижав ладошку ко рту. — На машине!..
Он слегка рассердился, со скучающим видом выглянул в окно.
Бабушка сидела на телеге, запряжённой настоящей, живой сине-серой лошадью. Правая нога бабушки лежала на телеге прямо вперед, негнущаяся, словно деревянная, а левая свисала с краю и, покачиваясь, едва не доставала до земли. Чёрные резиновые сапоги, в которые была обута бабушка, покрылись разводами засохшей грязи. Бабушка решительно поглядывала по сторонам и время от времени встряхивала вожжами, и тогда вожжи звонко щёлкали по гладкому конскому боку. Лошадь в ответ раздражённо дёргала кожей в этом месте. Как потом заметил мальчик, лошади умели вздрагивать кожей в любой части своего тела. Так они отгоняли надоедливых слепней.
— Лошадь… — сказал мальчик.
— Его зовут Улан, — сказала Тонька. — Ещё у нас есть Драгун. Он почти чёрный и ростом повыше. Я лучше люблю на Драгуне ездить.
— Почему?
— Он моложе, сильнее, да и… — Тонька замялась, а потом хихикнула, — от него меньше пахнет.
Впервые он видел лошадь не по телевизору — притом, что успел насмотреться слонов, крокодилов и обезьян в зоопарке. Его давно не удивляли львы и тигры, прыгающие в цирке сквозь горящее кольцо. А вот живая лошадь…
Тонька побежала на улицу, а мальчик неожиданно остался один. Идти куда-то в валенках посреди лета казалось ему делом невозможным, да и не звал его никто, а навязываться не хотелось. Он сел на лавку, сложил руки на коленях и стал прислушиваться к тиканью часов.
Опять вбежала Тонька и изумленно уставилась на него.
— Чего сидишь? Второго пришествия ждёшь, что ли? Иль болит чего?
— Нет, — он помотал головой, — валенки…
— Не подшиты, стареньки? Да сними ты их, нас бабушка ждёт, а ты сидишь тут, как фон-барон…
