После этого он просто разворачивается и выходит из аудитории. А сказанное остается, оно старит Роберта Клегга сразу на много-много лет. Я ничего не знаю о личной жизни заведующего кафедрой параллельного программирования, но, кажется, ректор попал в яблочко, потому что внезапно защитник интересов Док занимает диаметрально противоположную позицию и обреченно произносит:
— Делайте как он сказал.
* * *
Джоанна
Пробуждение болезненно. Мир в тумане и все плывет, но я запоминаю слова, которые произносят доктора. Это не трудно, мама страдала тем же. Отслоение плаценты на ранних сроках. Потом говорят много страшного. Что-то про остановку сердца во время операции…
Знаете, туннеля со светом я не помню, я ничего не помню с тех пор, как прямо во время экзамена отключилась. Будто тот промежуток времени, когда я была без сознания, меня не существовало вовсе. Пугающее открытие.
Спасти ребенка было невозможно. Врачи посоветовали «не повторять опыт оплодотворения». Они не верят в то, что я смогу выносить ребенка. Что я сделала не так?
Неужели за каждую крупицу счастья мне придется пройти огонь, воду и медные трубы?
Боже, а ведь я надеялась. Я рассчитывала, что больше не буду одинока, что моя жизнь станет более… осмысленной. А мое тело оказалось не в состоянии меня поддержать. Глупое, бесполезное тело, которое даже не может выполнить свое единственное предназначение — подарить жизнь.
Или это я виновата? Может быть, дело не в дурной генетике, а в том, что я годами убивала свой гормональный фон противозачаточными препаратами, стрессами… Неужели меня погубили мои же амбиции? Я бы хотела заплакать, но слез нет. Это потому что я на обезболивающих или просто стала настолько черствой? Глаза горят, горло сжимается, но хотя воздуха нет, а из груди рвутся рыдания, слезы не приходят.
Я не хочу двигаться. Я не хочу шевелиться. Я запрещаю пускать ко мне посетителей, коих под дверью, по словам персонала, собралось немало. Я хочу перевернуться на бок, свернуться калачиком, но боль ужасная, она не дает шевелиться. Внутри меня покопалась толпа людей в масках. Они вернули жизнь мне, но забрали ребенка и надежду. Я лежу и задыхаюсь, я захлебываюсь отсутствующими слезами. И так продолжается, пока мне не вкалывают успокоительное.
— Вам нужно поговорить с родными. Станет легче, — мягко говорит медсестра.
Я поворачиваю голову и вижу на тумбочке кольцо. Оно не Брюса, но напоминает мне о нем. Я не могу и не хочу видеть родителей. Они меня не поддержали. И трагедия случилась сразу после сообщения мамы, мне очень хочется обвинить в случившемся ее, переложить хотя бы часть ответственности. Но правда в другом: я должна была больше заботиться о себе и ребенке. Я должна была больше его хотеть. С первого дня мечтать и желать, а теперь я наказана. Все заслуженно! К тому же родители непременно воспользуются ситуацией и попытаются свести нас с Брюсом снова. И будут жалеть-жалеть-жалеть. Теперь все будут жалеть, и Мадлен с Робом, и студенты, которые видели меня чуть ли не при смерти, и весь персонал университета, ведь слухи распространяются очень быстро…
