— Лопух косой, нашел где прятаться, — рассмеялась Шура.
Около собора теплилась глубокая тишина. Двери были полуоткрыты, из них бочком, встряхивая большой круглой головой, вышел торопливо маленького роста человек, мелко засеменил к желтому флигельку с начисто срезанным снарядами вторым этажом: остался только обломок стены. Но в нижнем на всех трех окнах висел тюль и виднелись цветы в горшочках. В одном окне расплывчато липло к стеклу чье-то лицо.
Иван нерешительно остановился:
— Может, зайдем? Я ни разу не был в церкви.
— Ага, погреемся, — согласилась Шура.
Переминаясь с ноги на ногу, боязливо вошли: впереди Иван с ребенком, за ним — испуганная, с широко раскрытыми глазами Шура.
Из гулкой пустоты, с купола, со стен на них летели на розовых крыльях ангелы, голубоватой мантией обнимал мир Христос. Бог был таким ушибленным, бескровным и бестелесным, что делалось странно и страшно при одной мысли о сопоставлении Его и Мира и той всесильности, с какой он проник в жизнь.
Иван подошел к алтарю — из глубины глядел все тот же бог, только в другой, зеленой мантии. Ивану стало отчего-то зябко и неловко, он переступил с ноги на ногу.
Шура сделала Ивану знак рукой. Он оглянулся.
Посреди собора стояли две старухи и одна средних лет женщина — они истово и жадно крестились на иконы. Маленькая сухая старуха опустилась на колени, быстро и часто кланяясь до самого пола. Неясные тихие шорохи заполняли собор. Иван прижимал к себе мальчонку — тот молча таращил глазки. «Бога нет, а Россия стоит на своем месте и никогда и никуда не сдвинется, и никакой ее не возьмет огонь!» — думал солдат с трепетом и с каким-то облегчающим и просветляющим душу восторгом.
От двери бесшумно шел грузный поп, с красным лицом и во всем черном. Он быстро пододвинулся к Ивану; несмотря на упитанность и полнокровность, у попа на лице было разлито то же выражение, что у Христа на картинке, особенно поражали глаза, глубокие, грустные.
— Крестить? — спросил он, заглядывая в лица Ивана и Шуры.
У Ивана пересохло во рту, — он первый раз говорил с попом.
— Нет, нет, мы так просто, — торопливо сказал он. — Посмотреть, — добавил он, робея под этим смиряющим взглядом.
Поп вдруг озорно подмигнул, с лица его сошло выражение аскетической святости — стоял здоровый мужик, просто мужик, а не проповедник.
— Война скоро кончится? — спросил он тихим голосом, припоминая что-то.
— Теперь скоро.
— Пора, пора. Я был солдатом в первую мировую, — сказал он, рассеянно мигнув, и пошел за амвон.
