«…если после этого он откажется открыть нам и оставит нас снаружи, беззащитных перед снегом и дождем, страдающих от холода и голода, в ночи, — тогда, если мы примем такую несправедливость, такую жестокость и такое оскорбление с терпением, без досады и ворчания, смиренно и милостиво, понимая, что привратник на самом деле знает нас…»
Нацист вскакивает. Бьет кулаком по столу. Видно, что ему хочется кого-нибудь ударить. Текст, который читает Брат Феликс, выводит его из себя.
Нацист. Меня тошнит от этих блядских цветочков! Затоптать все, и конец! Блядь, взять косу, и жах!
Брат терпеливо ждет, давая Нацисту выпустить пар, после чего читает дальше.
Брат Феликс. «…и что это по воле Бога он так говорит против нас, напиши, о Брат Лев, это есть совершенная радость… И если, побуждаемые холодом и голодом, мы постучимся вновь, позовем привратника, умоляя его со слезами открыть нам и дать приют ради любви к Богу…»
В какой-то момент в классе воцаряется тишина, слышно только Брата Феликса и Нациста.
Нацист. А на хуй эти цветки вообще? На хуй!
Брат Феликс прерывает чтение, смотрит на разъяренного и мечущегося Нациста. Не реагирует на его слова. Когда тот садится, продолжает читать дальше.
Брат Феликс. «…и если он выйдет еще более рассерженный, чем раньше, восклицая: „Упрямые негодники, я разберусь с ними, как они того заслуживают“ — и, взяв узловатую палку, схватит нас за капюшоны, повалит на землю, вываляет нас в снегу и будет бить нас и ранить сучками палки…»
Нацист перебивает монаха, подходит к нему и кричит прямо в лицо. Кажется, он вот-вот его ударит. Брат Феликс, похоже, готов дать сдачи. Но драки не происходит.
Нацист. Мозги мне ебут, и все! (Отворачивается, стоит у окна, словно раздумывая, прыгнуть или нет.)
Брат Феликс с наигранным спокойствием продолжает читать.
Брат Феликс. «…если мы снесем все эти несправедливости с терпением и радостью, думая о страданиях нашего Благословенного Господа, которые мы разделим с ним из любви к Нему, напиши, о Брат Лев…»
Нацист поворачивается и направляется в сторону двери.
Нацист. Иду блевать!
Брат Феликс. «…это, наконец, и есть совершенная радость».
Нацист хлопает дверью. В классе царит гробовая тишина.
Сцена 9
Будуар Чичолины. Кермит стоит в дверях, он только что вошел. Чичолина — вызывающе одетая сорокалетняя женщина с большим бюстом. Кермит смущен.
Чичолина. Так это ты девственник?
Кермит. Не понял?
Чичолина. Ну, ты спал когда-нибудь с женщиной или только сам себя?..
