— Прошу вас разрешить комиссару Эндерби принять участие в нашей беседе при помощи объемного видеофона.
Брови Фастольфа взлетели вверх. — Пожалуйста, если вам это нужно. Дэниел, наладьте, пожалуйста, связь с городом.
Бейли сидел в напряженной позе, покуда блестящие стенки в углу комнаты не превратились в объемное изображение комиссара Эндерби и части его стола. При виде знакомого лица Бейли сразу почувствовал себя намного лучше; ему захотелось быть рядом с ним в его кабинете или все равно где, лишь бы в родном городе. Даже в самом непривлекательном районе — Джерси с его дрожжевыми фабриками. А теперь когда у него был свидетель, Бейли решил немедля приступить к делу.
— Мне кажется, — решительно сказал он, — что я проник в тайну, окружающую смерть доктора Сартона.
Краем глаза он заметил, как Эндерби резко вскочил на ноги, подхватив налету соскочившие с носа очки. Его лицо оказалось при этом за границами объемного экрана, так что он, покрасневший и лишенный дара речи, был вынужден снова сесть за стол.
Доктор Фастольф был не менее поражен этим известием, однако он только слегка склонил голову набок. Только Р. Дэниел оставался бесстрастным.
— Вы хотите сказать, — спросил Фастольф, — что обнаружили убийцу?
— Нет, — ответил Бейли. — Я хочу сказать, что никакого убийства не было и в помине.
— Что? — воскликнул Эндерби.
— Минутку, комиссар Эндерби. — Фастольф поднял руку. Не сводя глаз с Бейли, он сказал: — По-вашему, доктор Сартон жив?
— Да, сэр. И кажется, я знаю, где он.
— Где?
— Перед вами, — сказал Бейли и уверенно показал на Р. Дэниела Оливо.
Какое-то мгновение Бейли не ощущал ничего, кроме бешеного сердцебиения. Казалось, время остановило свой бег. Как всегда Р. Дэниел не выражал никаких эмоций. Хэн Фастольф был явно удивлен, но, как хорошо воспитанный человек, сдерживал свои чувства. Но лишь реакция комиссара Джулиуса Эндерби по-настоящему интересовала Бейли. Объемный экран, из которого на него уставилось лицо комиссара, не давал совершенно четкого изображения. А потом это его слабое мерцание и не совсем идеальная разрешающая способность. В общем, из-за этих несовершенств, а также толстых стекол очков комиссара прочесть взгляд Эндерби было невозможно.
„Держись Джулиус, — подумал Бейли. — ты мне нужен“.
Он почти был уверен, что Фастольф не станет действовать в спешке или сгоряча. Он читал где-то, что космониты заменили религию холодным и флегматичным интеллектуализмом, возведенным в ранг философии. Он верил в это и рассчитывал на это. Они будут действовать не спеша, руководствуясь только здравым смыслом. Будь он здесь один, бёз свидетеля, и сделай он такое заявление, ему бы никогда не вернуться в город. Холодный рассудок подсказывал бы им это. Они дорожат своими планами больше, чём жизнью одного из землян. Перед комиссаром Эндерби они как-нибудь оправдались бы. Возможно, даже доставили бы в город труп Бейли, объяснив убийство кознями заговорщиков-землян. Комиссар поверил бы им. Уж так он устроен. Если он и ненавидит космонитов, то потому, что боялся их. Он не посмел бы не поверить им. Вот почему Бейли просил комиссара быть лишь свидетелем, до которого не дотянутся руки расчетливых космонитов.
