После прочтения книги складывается впечатление, что её создатель руководствовался не литературными целями – рассказать аудитории вымышленные и увлекательные истории, но стремился поделиться накопленным житейским опытом. Этот опыт относителен и не является универсальным, применимым к жизни каждого из читателей, но от этого он, безусловно, не теряет своей ценности.
Артём ЗУБОВ
В ожидании правды
Книжный ряд
/
Библиосфера
/ Книжный ряд
Мягков Андрей
Теги:
Джон Масквелл Кутзее
,
Сцены из провинциальной жизни
Джон Масквелл Кутзее. Сцены из провинциальной жизни. – М.: Издательство «Э», 2015. – 540 с. – 3000 экз.
Джона Кутзее вряд ли нужно представлять – два «Букера», один «Нобель» и практически нулевая вероятность, что вы о нём не слышали. А для тех, кто не слышал: он собственную биографию написал. Книга лауреата больших и малых премий составлена из трёх относительно компактных произведений – «Детство», «Юность» и «Летнее время», – написанных с порядочным разбросом по времени, но объединённых самим автором с помощью подзаголовка «Сцены из провинциальной жизни». В итоге трёхчастное жизнеописание действительно собирается в цельный роман. Ранее на русский язык переводилась лишь «Юность», и нынешнее издание – единственный шанс ознакомиться с исповедальной частью творчества Кутзее во всём её автобиографическом великолепии.
Сам Кутзее много размышлял о жанре – говорил о «правде вымысла», о принципиальной невозможности создания по-настоящему объективной автобиографии. О том же он пишет и в «Сценах»:
«Это великолепное первое воспоминание <…> Но правда ли это?»
И тут же добавляет:
«Есть ещё одно первое воспоминание, такое, которому он больше доверяет»
. Позднее окажется, что «первых воспоминаний» и вовсе три – память не только избирательна, но и та ещё фантазерка, так что полагаться на её честность категорически нельзя. Остаётся лишь «желание писателя высказать правду» и невольная убеждённость читателя, что книга, с которой он столкнулся, «зиждется на некоем стандарте правдивости». Вот и всё, чем «личное» повествование отличается от «романного».
Так что перед нами в полном смысле этого слова художественная автобиография, на обычную не похожая совсем. Перспектива от третьего лица, повествование в настоящем времени, ощутимый разлад между взглядом ребёнка, который впускает нас в свой мир, и «взрослым», подчас ироничным авторским языком, которым этот мир написан. События перетекают из одного в другое, зачастую подчиняясь не хронологии, но эмоциональной инерции, а заключительная часть романа и вовсе оказывается фрагментами записных книжек вперемешку с (настоящими?) интервью. Стоит ли упоминать, что никаких предисловий и послесловий, задающих вектор, не предполагается: пропустивший аннотацию читатель может не догадываться, чью жизнь листает, вплоть до середины «Детства», когда Джона таки назовут Джоном…
