Андрей Рублёв, инок | страница 71



– И я Бога благодарю, что дал мне спасти от татар преславного живописца. Помнишь ли, Андрей, о чем с тобой говорили тогда, давно?

– Как не помнить, князь. Помню. – Чернец вернулся на лавку. – А только, может, что и забылось. Лет сколько минуло!

– Говорил я тебе, что хочу поставить здесь, в обители отца моего старца Саввы храм каменный, пречудный. И чтоб ты подписал его. Один, без старших над тобой, как сам захочешь.

– Не сложилось, князь. – Чернец испустил шумный вздох. И тут же распрямил гордо спину. – А я ведь мог бы! И один, и без старших! И сам бы придумал, какие образы где писать. Мне ль не смочь, князь!

– Говорят, ты, Андрей, с Феофаном Гречином в нелюбви разошелся. Будто он и ругал тебя заглазно.

– Было дело, князь. Феофан глыбища! Да ушли его годы. Ему приспело время умаляться, а мне – возрастать. Что ругал меня – то прощаю ему. Не со зла он. А может, и стоило поругать! Может, он… я от этого смиренней бы стал! И гордыню свою хотя б малость укротил!

– Разве ты горд, Андрей? – подивился Юрий.

– А как же не горд, князь? – ворохнулся чернец. В очах у него отразился свечной пламень. – Куда она денется, гордыня? Диавол не дремлет, монахи да иконники его возлюбленная добыча. Все они, иконники, с гордыней блудят. И Феофан, и Данила, и Прохор с Городца, и Семен Черный, и Андрейка… я то есть. И иные прочие. Знаю одного лишь чернеца-иконника, в коем гордыни нет. Оттого и не лезет в первые да в старшие. Моей дружины иконник Кузьма Рагоза. Не слыхал про такого, князь?

– Не слыхал.

– То-то и оно. Да что говорить. Все в аду гореть будем за свое окаянство. К Божьему делу приставлены, а друг друга угрызаем яко аспиды. Никого чистого нет. Окромя того Кузьмы, разумею…

– А храм погоревший мне поновишь, Андрей? – приступил Юрий.

– Эт какой? – осекся чернец и оплыл на лавке, согнув спину.

– Здешний, монастырский. Снаружи стены побелили, а внутри стоит как есть. Татарва иконостас подожгла. Левкас на стены плохой в тот раз положили, жара не вытерпел, истрескался. Краску уже отшелушили, известь готова, гвозди под обмазку набили. Мои умельцы там пока примеряются. Хотел Феофана звать, да он в Серпухов ушел. А тут мне тебя, Андрей, Бог послал.

– А что ж. – Иконник задумался. – И поновлю. И лучше прежнего сделаю. Лучше, чем у Анд… чем у Феофана сделаю. И хорошо, что Феофана не позвал, князь. Феофан пронзительно пишет, будто иглами колется и пламенем искрит. А я тебе мягко, светло сделаю. Чтоб душу тебе гладило, князь.