Рассказы Матвея Вьюгина | страница 30

Это спешат пограничники. Выстрелы услышали.

Спирька пришел в себя на заставе.

Я помогал лекпому перевязывать его. Терпеливый парень, даже не застонал ни разу, только зубами скрипел. А увидел меня — глаза слегка заблестели, спрашивает:

— Дядя Матвей? Хорошо, что вы. Вот… а мне ведь ни капельки не больно.

— Ну, ну, ты это брось, парень!

— Правда. Только голова немного кружится. Дядя Матвей, как вы думаете, есть у меня теперь пограничная отвага или нет?

Я успокоил его, да и как иначе — ведь подвиг совершил мальчишка, а такое не каждому человеку в жизни доводится.

Ранней весной начальник заставы стал посылать меня в колхоз, который организовался недалеко от нас.

Объединились на совместную работу и жизнь десятка четыре бедняков. Трудно им было и пограничники всем, чем могли, помогали.

Время шло к севу, надо было плуги готовить, бороны, прочий сельхозинвентарь; надо было лошадей ковать, телеги ремонтировать. Вот поэтому и посылал меня начальник чаще, чем других. И сегодня, как только я собрался туда ехать, он и говорит мне:

— Ты уж, товарищ Вьюгин, вникай там, пожалуйста, во все дела — не в гости едешь. К народу прислушивайся, помогай и делом и советом. Обстановка, сам знаешь, какая. Колхоз слабый, только вторую весну нынче справлять будет. Он сейчас похож на молодое деревце, которое только что в грунт высадили — жить охота, а корешки слабые, за землю еще как следует не уцепились. Досмотр ему нужен, чтобы тварь какая-нибудь не сгубила. В общем, проводи там политику Советской власти. И совестно будет нам, чекистам, ежели мы свое родное детище на ноги не поставим. Как ты думаешь?

— Положительно думаю, товарищ начальник. Обязательно поставим на ноги. Все поднимемся и вытянем.

— Это так, но одной силы здесь мало, — задумчиво проговорил он и поглядел на меня долгим невеселым взглядом. — А ты знаешь, что Гулямханбек происходит из этого селения? Здесь он не только родился и вырос, но и первую банду вывел отсюда…

Это действительно было так. Правление колхоза находилось теперь в его доме, крытом черепицей. Земля, хозяйственные постройные, большой сад и виноградник — все это больше не принадлежало Гулямханбеку. Одна его старая мать жила в этом селении.

Всякий раз, когда я приезжал в колхоз, меня с радостью встречал мой знакомый Каримбаба. Голова Каримбабы отливала червленным серебром — это не старость, а жизнь так посеребрила его. Глаза у него были еще свежие, полные какого-то внутреннего восторга, и когда он не горячился — добрые. Ему очень хотелось научиться так же, как я, управляться с огнем и с раскаленным железом. Во всякой работе он был моим первым помощником и молотобойцем.