Скоро три года будет, как служу, срочную службу свою заканчиваю, много перевидал собак — овчарок, доберманов, даже с бульдогами приходилось встречаться, но такой, как Барин, не видал. И чего бы в ней: простая собачонка, а такую славу себе нашла. Даже нарушители, черти полосатые, каким-то делом пронюхали, что на нашем участке исключительный пес охраняет границу, стороной стали обходить. Вся застава вздохнула: потерь меньше, у пограничников уверенности больше. И только один Федор Горушкин, кажется, был не совсем доволен.
Однажды в наряде мы с ним были, задержали двух контрабандистов — хну[1] и терьяк[2] тащили на нашу сторону. Задержал-то их, по правде говоря, Барин. Они, было, сопротивляться начали: один ружьем от собаки отмахивается, другой — дубиной. А Барин еще злее становится, кинулся на одного, свалил его на землю и так вцепился, что и бросить не может, ровно пришили его к этому контрабандисту. Горушкин подбежал на помощь, и еле расцепил их. А когда мы возвращались из наряда, он потрепал собаку и сказал:
— Ну, Барин, неважные у нас дела с тобой, дружище! Так нельзя…
Что хотел он этим сказать, я так и не понял тогда. С собаками у него всегда ведь свои задушевные разговоры были. А у меня, по-честному говоря, особого интереса к собачьим делам никогда не было, так только, со стороны приглядываешься и диву даешься: какая сильная любовь у человека может быть к этим животным!
И вот вскоре произошло такое событие.
…Пришла осень. Она здесь не такая, как у нас на Урале, когда ее золотой называют. Зелень вся еще летом сгорела. Дожди смочили землю, ветры подули холодные, потянулись туманы. В такую погоду говорят, что хозяин собаку со двора не выпускает, а пограничнику надо идти.
…Начальник заставы Горушкина и меня назвал в одной паре. Значит, предстоит какое-то дело, потому что Горушкина не в каждый наряд назначали, а только тогда, когда приходилось действовать по проверенным данным.
На инструктаже начальник объявил нам, что идем мы в засаду и должны еще засветло скрытно расположиться в Сурочьей балке — там есть старая караванная тропа, почему-то нарушители очень любили ее.
Вот к этой балке мы и направились. Барин впереди бежит. Подбежал Барин к бугорку, понюхал, фыркнул и презрительно отвернулся.
— Ишь ты, что делается, — размышлял Горушкин, покачивая головой. — Весь бугорок барсук запакостил, негодяй этакий… Случись дома такое, я бы его быстро выкурил отсюда… Барин — он все понимает: и что на земле делается, как по книге читает…
