— Эй, ристиские люди, отворите!
Со двора не слышно было ни голосов, ни шагов. Кузнец крикнул еще раз, так оглушительно, что вороны совсем улетели в другой лес.
— Ну-ну, что ты буянишь? — раздался вдруг молодой, свежий мужской голос над самой головой кузнеца. Виллу с изумлением поднял глаза и увидел юношу, который восседал верхом на самом высоком столбе ворот и весело смеялся, показывая свои белые зубы.
— Прийду! — воскликнул кузнец. — Вон ты куда забрался, бедовый мальчуган!
— Я не понимаю, о каком мальчугане ты говоришь, — произнес Прийду; он не терпел, когда ему прямо или косвенно напоминали о том, что у него еще нет бороды. — Что у меня трезвый и вполне зрелый мужской ум, ты можешь заключить хотя бы из того, что я не стал отворять тяжелые ворота, а перелезаю, затрачивая гораздо меньше труда.
— Совсем мальчишеские выходки, — добродушно засмеялся кузнец. — Куда же ты хотел сейчас отправиться?
— Да разве я сам знаю? — беспечно ответил Прийду и с лукавой усмешкой на тонких губах добавил: — Послушай, скажи правду, какое сокровище ты так усердно искал у себя под ногами, что раньше меня не заметил?
На этот вопрос кузнец ничего не ответил, а сделал серьезное лицо.
— Что у тебя там в бочонке? — спросил Прийду.
— Отвори ворота, тогда увидишь. Мать сегодня настроена более мирно?
— Если у тебя в бочонке что-нибудь хорошее, то у матери настроение, пожалуй, исправится; но пока она очень сердита на тебя, — озабоченно ответил Прийду и исчез за забором.
Ворота закряхтели и заскрипели под нетерпеливой рукой Прийду. Входя во двор, кузнец чуть не споткнулся. Причиной этому был некто, стоявший в нескольких шагах, на пороге дома; имя ему было Май, и лицо девушки в этот миг дышало такой лаской и теплотой, что Виллу почувствовал, как исчезает у него ощущение зимнего холода и в сердце воцаряется мирная нега летнего воскресенья. Кто из них первый протянул другому руку, кто раньше без всякой видимой причины начал от всей души смеяться, а затем с серьезнейшим видом болтать о пустяках — остается вопросом неразрешенным. Они стояли, взявшись за руки, глядели друг другу прямо в глаза и чувствовали себя счастливыми. В это время бочонок дорогого вина катился по скользкому двору и, пожалуй, был бы совсем предан забвению, если бы Прийду из жалости не взял его под свою опеку и не стал бы тут же вытаскивать пробку.
— Мария! Слышишь, Мария! — раздался из двери сердитый голос. Там стояла вторая Май, но лицо у нее было постаревшее, брови нахмуренные, взгляд злобный.
