Вдовствующая бездетная баронесса фон Мюнхгаузен была уже старушка. Тридцать лет, возраст угасания. И могла позволить себе некоторую эксцентричность. Например, спасти от смерти загадочного незнакомца, которого нашла истекающим кровью на дороге, а затем начать с ним роман. Да еще и умудриться забеременеть в преклонном возрасте. Так как других наследников не было, то после ее смерти титул достался официально признанному бастарду, Иерониму Фридриху фон Мюнхгаузену, который до сих пор живет и здравствует, благодаря доле эльфийской крови, хитрости, отваге, таланту к магии. И, это несмотря на то, что он прошел всю войну от начала и до конца, и никак не может придержать свой длинный язык.
— Очень познавательно! Но как же шуба?
— Это был один из подарков новорожденному. Детеныш шубы, живого существа, выполнявшего роль одежды. Их до сих пор полярные орки разводят. Правда, не очень успешно, они фрукты любят. А на севере их нет почти… Так что, ликантропия вполне могла проявиться.
— Но неужели после этого Тлейклелья отступился от своих амбициозных планов?
— Теперь уже некому рассказать, но одно я могу сказать точно. В списке дингир-са, богоравных, который издревле составлял совет личей, есть его имя. И еще. Древо Жизни, что поглотило уру-ки-мах Кадингирра и выжило, несмотря на заклинание «великого опустошения», наложенного на Ки-эн-ги после войны, несет отпечаток его магии. Падение этого некрополя было первым и последним военным поражением Хэсса до прихода к власти кайзера Гора.
А в западных землях бистаа потом появилось загадочное место, напоминающее то, что мы нашли около деревни Орели. Делай выводы, лейтенант, сам. А я пошел спать. — Я зевнул и побрел к входу в казарму, оставив сидящего на скамье Карла в раздумьях.
Самое забавное, что большинство из рассказанного я почерпнул из досье Данко Валадиса. Его дед, Тагари Валадис, легендарный основатель дома Валадис и гильдии дрессировщиков, был в то время конюшим у баронессы фон Мюнхгаузен и, похоже, смог заставить Тлейклелью показать какие-то из своих секретных заклятий.
По скрипучей лестнице я поднялся на второй этаж, где располагалась выделенная мне комната. Полюбовался на отмывшуюся Орели. Я вяло отмахнулся от ее домогательств. Жирное мясо в желудке и алкоголь как-то не располагали к любовным утехам. Я завалился спать, лишь сняв сапоги.
* * *
В зрелом размышлении Шарль оставил в распоряжении Эриха не одну, а три сотни человек и почти всех гвардейцев. Проблема захвата Фиршес-Гаф решалась явно не числом, а атаману для контроля над территорией люди были нужнее.
