– Ничего такого, чего бы ты уже не знал об Эмили и Дэвиде Лебурде.
Я намеренно выбрала эти имена и эту фамилию. Стоя с невозмутимым выражением лица, Луи не пошевелился. Но его молчание означало согласие.
– …Или ничего такого, чего бы ты уже не видел, впрочем, – продолжила я, доставая из сумки свой ноутбук.
Несколькими быстрыми кликами я вывела на экран последние данные, которые прислал мне Маршадо: рождественское фото под елкой (снимок семьи Лебурде), затем заявление о приеме Эмили в Сен Броладр.
– Ну что ж… Предполагается, что я должен что-нибудь добавить к этому? – спросил он с суровым выражением лица.
– Я не знаю. Это ты должен мне сказать… Речь идет о твоем приемном брате и о твоей большой юношеской любви.
Он скривился, словно не соглашаясь с последней фразой.
– Что? – Я продолжала настаивать. – Разве не так ты к ней относился?
Он уставился на меня странным взглядом, в котором мелькали то нежность, то горечь, словно это откровение, к которому я мягко подводила Луи, было для него как облегчением, так и унижением.
– Так, – тихо согласился он. – Так.
– Ты очень ее любил?
– Да, – снова сказал он.
– Разве что тебя смущает ее имя. Ты предпочитаешь, чтобы я называла ее Аврора?
– Нет. Это не важно.
Его внутреннее смятение читалось в дрожании уголков губ. Небольшие морщинки появились на лбу и в уголках глаз.
Точно какая-то внешняя сила не позволяла Луи произнести слова, которые бы его наконец освободили. Он был словно заперт изнутри, но у кого же ключ?
– Тогда что же? Ты все еще ее любишь?
– Нет, конечно! – резко возмутился он.
Но тотчас же взял себя в руки и, обхватив мою талию, прижал меня к себе изящным движением, словно танцор танго.
– Ты знаешь, кого я люблю сейчас.
– Ее двойника? – Я намеренно задала этот вопрос, желая, чтобы он опроверг мое предположение.
– Я не могу обманывать тебя, именно так я думал поначалу, узнав о твоем существовании… Но то, что у нас было с ней, не идет ни в какое сравнение с тем, что сейчас происходит между мной и тобой.
Впервые он открыто говорил об Авроре как о важной части своей прошлой жизни.
– Вот как?
Он на мгновенье задумался, подбирая слова, и затем с пылким блеском, появившимся в глазах, заявил:
– Я никогда не посвящал Аврору во все, что со мной происходило. Я никогда не проводил целый год, закрывшись в «Шарме», чтобы заниматься с ней любовью дни и ночи. Я никогда не разделял с ней той страсти к писательству, которая объединяет нас с тобой…
Перечень всего того, что нас сближало, оказался убедителен. Но тем не менее мысль о том, что я была всего лишь более молодым и в самом деле более страстным двойником, по-прежнему терзала меня…
