"Пожалуй, если появится надежда вырваться отсюда, - подумал Франсуа, - то самое подходящее время для побега - после охоты, когда стадо сонно переваривает мясо. Сейчас они почти парализованы". У него было еще одно важное дело на сегодня. Хотелось увидеть Сероглазого, усыпленного таинственной ягодой. Как долго будет действовать этот наркоз? И наркоз ли это?
То, что он увидел, заглянув в шалаш, смутило Франсуа.
Сероглазый сидел, подперев рукой подбородок, и смотрел перед собой. Он не мог не заметить Франсуа, но ничем не выдал этого и казался целиком захваченным какой-то мыслью. Все его лицо и особенно глаза, еще более посветлевшие, обрели поразительно человеческую удрученность. Ничего подобного не замечал до сих пор Франсуа даже на выразительной физиономии Ву.
Вдруг, охватив голову руками, Сероглазый стал тереть виски, будто силясь что-то припомнить. Взгляд напрягся, между бровями обозначилась глубокая, мужская складка".
Франсуа содрогнулся. И 'эти жесты, и эта складка не имели ничего общего с тем миром, в котором они находились. Так мог делать только человек! Как давно не видел Франсуа такой мимики, такого наполненного мучительными сомнениями взгляда!
Минуту назад, проходя по стойбищу, он видел совсем другие лица и позы. И они меньше, чем когда-нибудь, напоминали ему человеческие. Обессилевшие, разморенные жарой, австралопитеки спали с остатками мяса в кулаках, приткнувшись где и как попало. Некоторые сосали во сне полуобглоданные кости, словно соски.
И напротив, Сероглазый казался по-человечески одухотворенным. Франсуа не верил своим глазам. Тоска - вот что он видел во взгляде того, кто час назад выл из-за куска козлиной печенки.
Вдруг Сероглазый опустил голову и отвел руки назад, будто намереваясь опереться, чтобы встать. Глаза широко раскрылись. Казалось, он вспомнил что-то. Стал беспокойно оглядывать шалаш. Взгляд скользнул по Франсуа не задержавшись. Человек понял, что Сероглазый видел сейчас совсем не то, что было перед его глазами.
Дерзкая мысль осенила Франсуа: человек перед ним или зверь? - надо испытать. Он снял ботинок и осторожно подсунул Сероглазому. Какое-то чувство подсказало, что это должен быть предмет, принадлежащий человеку, а не двуногой обезьяне. То, что пережил Франсуа в следующую минуту, было смесью ужаса и ликования.
Сероглазый поднял ботинок, недоверчиво осмотрел его, ощупал... и стал натягивать на ногу. У него ничего не получалось. И не потому, что надевал он не на ту ногу. Его стопу при всем желании невозможно было втиснуть в обычную человеческую обувь. Но он пытался это сделать!
