Внезапно воцарилась тишина. Судья закончил свое резюме. Шаркая ногами, удалились присяжные. Зал быстро опустел.
— Четыре часа, — заметил Кэслз, поджимая свои бледные губы. — Самое время для них пить чай.
— Как вы можете…
Тот в ответ лишь передернул плечами с циническим безразличием.
— Так ведь это же их каждодневная работа… Фирма Омэн и Спротт. Интересно, скольких эти двое прикончили за пятнадцать лет? Может быть, выйдем?
— Нет, — сквозь зубы процедил Пол и отвернулся.
Его сосед слева, с видом завсегдатая, поедал сандвичи из бумажного кулечка — маленький человек со впалой грудью и жидкими волосенками, зализанными на желтой, как воск, голове. Он доверительно обратился к Полу:
— Вы оба немножко опоздали и пропустили самое занятное. Спротт был очень неплох в своей заключительной речи, но надо вам было его слышать утром. Ну и дал он ей жару! Рылся в самой страшной грязи, поднял всю муть со дна… Она чуть не разрыдалась. Гул прошел по залу. Я даю присяжным еще десять минут. Они ее вздернут, как пить дать. Видели их старшину? Бьюсь об заклад, что жена ему спуску не дает и просьбы о снисхождении не воспоследует. Занятно, а? Куда там футбольный матч!
«Неужели они все такие?» — думал Пол. Жара на балконе вызывала у него тошноту. Но тут вернулись присяжные и вместе с ними весь состав суда.
— Виновна!
Ну, конечно, маленький человек, завсегдатай суда, предсказал это, но не крик несчастной, скорчившейся под своей шалью на скамье подсудимых, но не длительный пароксизм кашля и возмущенное движение в зале, за сим воспоследовавшее. Его лордство, невозмутимый, хотя и раздосадованный, вынужден был на время умолкнуть. Затем принесли черную шапочку. Пол широко раскрытыми глазами смотрел, как этот траурный убор надевали на судью. И когда прозвучали слова: «Повесить и держать в петле, покуда не умрет» — пятнадцать лет точно канули в воду. Сознание, что все это перенес, пережил его отец, пронзило Пола, он почувствовал себя на месте отца: он корчился в муках, хотел кричать, но голос ему не повиновался, он ловил воздух ртом.
— Конец, — не без удовлетворения сказал Кэслз. — Недурно для утренника!
Пол, как одурманенный, шел за ним вниз по лестнице и потом через обширный внутренний двор. Когда они вышли на улицу, Кэслз остановился.
— Не перекусить ли нам где-нибудь?
— Мне кусок в горло не пойдет…
Кэслз положил руку на плечо своего-спутника. Казалось, он с холодным любопытством следит за каждым движением души Пола — так через увеличительное стекло смотрят на мошку, проколотую булавкой. Но под мертвенной маской бурлили чувства темные и страстные.
