Марк, а это, разумеется, был он, помыл, выплеснув в окошко воду, пригоршню жирного инжира в пиале, которую она утром не нашла, и протянул ей. Мина нехотя выбрала ягоду и поискала под пестрым покрывалом книгу, скучный роман, который два года назад муж забросил под кровать.
Он действительно приехал раньше, и она не успела по-настоящему обрадоваться, потому что только проснулась, решила немного почитать, с тем чтобы снова задремать, и вот тут-то подкрался Марк. Она, конечно, была ему рада, он целовал ее крепко и страстно, такую разнеженную со сна, пахнущую шампунем и морем, ленивую, как обычно. После супружеских объятий Мина быстро и глубоко уснула, а Марк отправился здороваться с морем.
Так случалось всякий раз, стоило ей воспользоваться сиестой. Устав от плавания и солнечных ванн, она задремывала в затененной спальне, и только глаза начинали сладко слипаться, как какая-нибудь рябая курица, напуганная собачьим кошмаром, пускалась носиться с диким квохтаньем по двору, словно подстреленный перепел, опрокидывая цветочные горшки и тазики, царапая когтями жесть. Или, проходя по нижней дороге, заорет истошно на своем первобытном инструменте цыган, тянущий по обезлюдившим после полудня улицам хрипящего от простуды медведя, на него громко заругается из нижнего дома парализованная соседка.
Только в нескольких дешевых кафе старого, сложенного из побелевшего ракушечника квартала и в прохладном баре большого отеля, где Марк всегда находил свежих собеседников на пару коктейлей (он говорит, что каждый такой разговор - это новелла, просто ему неохота записывать), только в этих продуваемых сквозняком и кондиционером местах люди разговаривали бойко и весело, подкрепляя себя кофе и ракией. Но и здесь никому в голову не придет переступить порог и оказаться на оплавленной солнцем улице, где нельзя снять темные очки, чтобы не зажмуриться от слепящей боли. Никому, кроме Марка. Иногда ей кажется, что он специально возвращается на виллу в разгар сиесты, чтобы пожаловаться на духоту, утяжеленную запахом распустившейся под окнами акации, пошуметь душем, пофыркать, крича из ванной комнаты о глупости незнакомого ей бельгийского предпринимателя, чтобы, выдернув рывком из глубокой расщелины сна, лишить невозможного для него самого покоя. Вот и теперь на террасе он споткнулся об оставленные там туфли, громко чертыхнувшись, а переодеваясь, выронил из кармана тяжелую серебряную зажигалку. Так или иначе, но ей придется вставать - они собирались после завтрака пойти в ботанический сад, им необходимо там кое-кого встретить.
