В предпоследний, девятый со дня смерти Олимпии день они, возвращаясь с доктором вместе с кладбища, нагнали семейную чету Ланских, необычно оживленную трагическими воспоминаниями, а несколько ниже, на повороте, обнаружили сидящего под раскидистым орехом Варона. Сначала они решили, что он по обыкновению пьян. В синяках и ссадинах, разорванной гавайке, в листьях и пыли, он тяжелым камнем колол грецкие орехи и, подбирая их с земли, жадно ел. Судя по его виду, так он провел все девять дней, хотя на похоронах его не заметили. Возможно, он пришел позднее, но никто не думал, что он настолько привязался к Олимпии, хотя, действительно, иногда чужая вроде бы смерть потрясает сильнее родственной.
- Да, я видел их вместе на корте.
- И я. Не один раз. - Это чета Ланских обсуждала увиденное.
- Однако это еще не повод...
- Конечно, конечно. Он просто чертовски пьян.
Компания, потоптавшись перед пыльным Вароном, который, опасливо на них покосившись, начал поедать орехи еще быстрее, с мусором и шелухой, не выдержав тяжелого зрелища, отправилась дальше, оставив доктора и Марка позаботиться о несчастном и по возможности спустить его вниз. Впрочем, доктор вскоре к ним присоединился; догнав немного отставшую Мину, он пошел рядом с ней.
- Марк решил пополнить свою коллекцию историй?
- Да... Хотя я мог бы рассказать ее лучше, во всяком случае, членораздельней, но ему, по всей вероятности, потребен местный колорит. Дело в том, что Олимпия и Варон были прежде знакомы. Более того, они прожили довольно долго, лет пять вместе, когда Варон начал пить. Не знаю, что именно послужило причиной: то ли Липа слишком активно боролась с этой ужасной его страстью, то ли он сам, а он человек чрезвычайно, не верьте внешности, чувствительный и тонкий, решил оградить ее от своего порока, но, как бы там не было, Варон бежал от Олимпии, не оставив даже письма.
Да, да, Липа ей об этом рассказывала: как металась она по знакомым, потом по городским больницам и моргам, пыталась напиваться сама, чтобы понять, что пьяному человеку может прийти в голову, и все не могла смириться с мыслью, что он взял и так вот просто исчез, умер или ходит где-нибудь по тротуару, садится на самый обыкновенный стул, поддернув правую брючину, болеет весенним насморком, а она никогда его не увидит.
Вполне возможно, что доктор рассказал правду и это тетя Агата ошиблась, сплела две истории в одну. Или было в жизни Липы двое мужчин, которые ее покинули? Однако Варон-то остался жив, поэтому она не могла назваться вдовой. Все это не имело значения, Мина в любом случае останется здесь. Денег должно хватить на достаточно долгий срок; если же Агата вконец проиграется, то можно переехать в барак-особняк, за его колючий чертополох никто из чужих не заглядывает. Что же до ребеночка, спохватилась Мина, то она отдаст его на воспитание в местную семью, они рожают помногу и потому различий не делают. В ее воображении он окончательно совпал с юным садовником, вернув богам украденное.
