Липа, зачесав Мине волосы за уши, собрала с гребня темно-русый комочек и спрятала под камень. Постояла, подставив порхающему ветерку курносое лицо, вытянув руки вперед, к блистающему полированным золотом солнцу. Удивительно все-таки, какие нежные, длинные, как у жрицы, руки и неловкое, неуклюжее тело. Она в детстве, наверное, ужасно стеснялась показать родителям, как ей трудно быть такой, сверстникам - что все время хочется есть, и они ее дразнили, отрывали мухам крылышки и бросали за шиворот школьного платья, отсюда и страх перед насекомыми, и неуклюжесть. Мина вспомнила поездку в Олимпус, когда Липа подвернула на ступеньке ногу и Марку пришлось нести ее целый квартал до автобусной остановки. Почему-то она тогда думала, что та притворялась.
Теперь этой ногой, точнее, ее подошвой Олимпия опасливо погладила море, глубоко вздохнула и, обрушившись в воду, широко, красиво поплыла. Откуда-то из-за камней, как чертик, выскочил щенок, бросился было вдогонку, но, намочив лапы, остановился у пенистой кромки и залаял неистово, с подвывом. Мина обернулась в сторону города: возможно, вслед за собакой по узкой дорожке спустится Марк. Темные упругие кусты дрока не шевелились, казалось, слепленные из папье-маше, они намертво приклеились к скале. Потерявший из виду Липу щенок перестал ее оплакивать, подлез под Минину руку, чтобы его погладили, и зачесался отчаянно, стряхивая на покрывало воображаемых блох.
- Ты спросил у доктора про таблетки?
Мина не скрывала раздражения, что ей в четвертый раз приходится напоминать. Да, Марк спросил, но жене соврал: от аллергии, - и спрятался в душе. Она сама все время уходит от разговора - то дельфин из моря выпрыгнет, то собака залает, скорее всего просто не желает об этом думать и по-своему права: надо подождать еще месяц. Тогда они смогут уехать из города, который подобно Атлантиде погрузится в равнодушное море забвения. Иногда ему казалось, что если все сбудется, он легко и просто убьет Таниста. Потому как, если тот вырастет и повзрослеет, то у ребенка появится настоящий отец и сын уже не станет походить на Марка, не станет подражать его походке, привычкам, а Мина постепенно отдалится, может вовсе уйти.
- Я пошла наверх за... - Марк не расслышал окончания фразы, которую Мина прокричала ему с улицы в прикрытое окно ванной комнаты, оттуда дуло теплым сквозняком и пахло помидорной ботвой.
Марк, не вытираясь, обернул вокруг бедер полотенце и босиком вышел в гостиную. В углу дивана, словно хитрая белка, сидела Липа и пересыпала пригоршню зеленых таблеток из ладони в ладонь.
