"Дорогой мой Мин, - как всегда, сокращая при письме имена, обращалась Агата к племяннице, - дела не так уж хороши. По-прежнему болит спина и коченеют фаланги пальцев. Очень глупо я выглядела позавчера у Т., когда не смогла сбросить туза пик и все подумали, будто я сошла с ума, поскольку шевелю беззвучно губами, а я в это время читала молитву Пантелеймону. И в конце концов выиграла кругленькую сумму, часть которой высылаю Марку на винные развлечения, а тебе на... - Мина пробежала глазами дальше, не останавливаясь. - Позавчера на бегах я встретила... И ужасно разволновалась... Так похож..." Определенно ее письмо до тетушки не долетело - из почтового самолета вывалился багаж, и рыбы, разводя плавниками, не знают, что ответить. Или Агата к концу письма забыла, о чем хотела рассказать в начале, иначе к чему бы ей упоминать Антона, "к которому ты, голубушка моя, была так нежно привязана".
Мина опустила бесполезное письмо и полежала, не двигаясь, с закрытыми глазами. Голоса на террасе стали громче, потом отступили и пропали вовсе. Она пошевелила пальцами на ногах и, подождав, не отзовется ли движение в голове, приподнялась на локте. Теперь ей лучше перебраться в гостиную, там свежий, не зараженный мигренью воздух. Там она не станет думать о плохом, ведь дурное - это корм для болезни. Мина, подложив под спину подушку, прилегла на застеленный холстинкой диван, взяла со стола книгу, начала главу и задремала.
Ей слышался, словно издалека, запах сосен и моря, голос Липы, которая продолжала свой рассказ, перебирая на Мининой руке кольца:
- Смешно, конечно... но я до сих пор ношу склянку с лекарством, даже меняю иногда, когда срок годности подходит к концу, как будто не все равно... Ты знаешь, когда я переехала к нему, через год, наверное... я нашла фотографию маленькой девочки, в таком плоеном чепце, помнишь, были такие, ужасно забавные...
Липа, рассказывая, легким перышком, словно птичья гадалка, выводила на внутренней стороне ее руки экслибрис, поднимаясь все выше и выше, к локтевому сгибу. Мина вздрогнула, но до конца не очнулась, переключилась на свое: да, Агату было не так просто обмануть в том, что касалось Антона.
"Я до сих пор его, если хочешь знать, люблю. Даже если он стар и уныл и носит, как тот игрушечный бандит, колючую бороду. Он так никогда этого и не понял, и не смог мне простить своего падения...
А я-то, наряжаясь в разные наряды, все мечтала, что вот встречусь с ним где-нибудь, дотянусь до пахнущей "Шипром" щеки, тогда многие носили этот запах".
