Я с час тому назад узнал, что Герцен умер. Я не мог удержаться от слез. Какие бы ни были разноречия в наших мнениях, какие бы ни происходили между нами столкновения, все-таки старый товарищ, старый друг исчез... Вероятно, все в России скажут, что Герцену следовало умереть ранее, что он себя пережил; ...но что значат эти слова, что значит так называемая наша деятельность перед этой пропастью, которая нас поглощает?
Вероятно: умереть ранее - это в тот вершинный момент, умереть в сопровождении громкого звона "Колокола". Тогда не взошел бы на иную вершину...
***
Для личности такого масштаба вопрос о времени смерти отнюдь не праздный. Нет, Герцен не пережил себя. И его встреча с Нечаевым - не случайность. Герой трагедии сталкивается с обстоятельствами, противостоит им, может погибнуть (и чаще всего действительно гибнет), но не становится просто жертвой обстоятельств. Герой равновелик обстоятельствам. По классическому определению, трагедия включает и трагическую вину. Герой сталкивается с последствиями своих поступков, не свершать которых он не мог. Даже и знай наперед все, что придет позже. Это относится и к встрече с Нечаевым, и к опрометчивому второму браку, и к судьбе детей; шестьдесят девятый год был тем годом, когда Герцен непосредственно столкнулся с последствиями своей жизни. Увидел в Нечаеве, пусть и страшно искривленное, исковерканное, но тоже последствие. И нашел в себе силу - понять, противостоять и не проклясть все то, чему поклонялся недавно сам и звал поклоняться других.
Это столкновение было трагическим и само по себе, и благодаря тому, что Огарев - на стороне противника.
Герцен - Огареву
2 декабря 1869 г. Даже твой мозг, так ясно понимавший меня целых сорок лет, - не пробьешь теперь ничем. (Собр. соч. Т. XXX, 279.)
Герой трагедии одинок - как в последний год одинок был Герцен.
Жюль Кларте вспоминает разговор с Герценом в последний год его жизни: "Для сильного человека одиночество - истинная свобода"1. Ему, открытому, общительному, нуждающемуся в людях, - было тяжело. Но и по-другому он не мог. Иначе потерял бы больше, чем самых близких: потерял бы самого себя.
"Герцен был последний одинокий русский деятель", - писал Бакунин двум Натальям - вдове и дочери, призывая их объединиться с ним. Да, одинокий. Но не последний. Не прав был Бакунин и в безоговорочно отрицательной оценке этого особенного герценовского одиночества.
Иногда один сильнее, чем многие. С горечью читая и перечитывая позднего Герцена, подчас приходишь к совсем уж тягостной мысли: а может быть, в известных обстоятельствах, один даже сильнее, чем двое?
