Моника не дала мне опомниться и как следует рассмотреть себя в зеркале.
— Подожди, подожди… — смеялась она — потом будешь рассматривать себя, позже, мы ведь еще не закончили.
Она обошла вокруг меня, осматривая невидящим взглядом.
— Отлично, — бормотала она, — черное, золото и… зеленое! Ну конечно! Замечательное сочетание — воскликнула она явно довольная собой и подошла к своему туалетному столику, быстро открыла шкатулки, минуту замешкавшись, выбрала то, что искала.
— Одень телесные чулки и вон те туфли, — она показала на коробку с обувью. — Теперь последний маленький штрих… — Моника ловко сняла с меня мое скромное серебро и заменила его тонкой золотой цепочкой с крупной подвеской зеленого камня и такими же, как подвеска серьгами.
— Все! — победно заявила Моника — Теперь смотри! — ее глаза сверкали довольством.
Я подошла к зеркалу и застыла… Моника права — очень похоже на драгоценность. Рассматривая себя, я боялась шелохнуться. Ощущение было такое, будто передо мной полотно кисти неизвестного художника с большим чувством юмора. Этот художник взял за основу мою внешность, а все остальное изменил.
Это платье обязывало — изменилась сама собой осанка, в глазах, кроме изумления, появился озорной огонек. Глядя на себя, я чувствовала легкость и свободу, хотелось двигаться плавно, чтобы не спугнуть это в видение.
— Эта роль тебе подойдет! — Моника стояла сзади, явно довольная результатом своих усилий.
На ней было экстравагантное вечернее платье, цвета электрик, переливающееся неярким перламутровым блеском, смело открывающее спину, застежка сзади заканчивалась длинной подвеской, теряющейся где-то, между играющих лопаток. Из драгоценностей на ней был огромный перстень, с синим камнем, а в золотых волосах изящная тиара.
Моника держала в тонких пальцах мундштук с зажженной сигаретой и клубы дыма, окутывавшие ее, еще больше дополняли ощущение нереальности происходящего.
— Теперь, — выдохнула она тоненькую струйку дыма, — пройдись, освойся… просто подвигайся… — а сама присела в кресло и стала наблюдать за моими неловкими движениями. Я пыталась понять, что от меня требуется, прошлась к окну, вернулась к Монике, покружилась, чуть не запуталась в недлинном шлейфе и со вздохом посмотрела на нее.
— Та-а-ак, — выдохнула она, затушила сигарету и порывисто встала — смотри и запоминай.
Моника прошлась мимо меня так, будто она плыла, плавно и грациозно, было похоже, что она крадется тихонечко, пытаясь кого-то напугать внезапностью своего появления, плавно развернулась словно в танце и спросила:
