— Проснись же, проспись!
Миссис Крикши поднесла ей к носу уксус, потерла запястья, и Анна перенеслась к ним назад из мира тишины и безмятежности. К счастью, она сразу же погрузилась в боль и не увидела, какие лица у детей, к счастью, наступивший вслед за болью сон оглушил ее.
Миссис Крикши ничего не сказала, перенесла на кроватку Джимми, уснувшего в прихожей на полу, вытерла пол, обмыла зареванные личики детей и, только переделав все эти дела, усадила Бена на колени и принялась им петь, но не колыбельные песенки, а песни своей родины, и в них сверкал, переливаясь, ее жгучий гнев.
Покачиваясь из стороны в сторону, запрокинув к звездам лицо, громко распевая все, что в голову придет, ощущая обвевающее его пламя ветра, бросая слова песни навстречу ветру, в ночь — так что негритянский мальчик Джеф, живущий в доме на углу, проснувшись, улыбнулся и что-то загудел себе под нос, и гудение звучало в его голове, словно сотни телеграфных проводов, словно сотни звуковых сигналов, сливающихся в музыку, — распевая все, что только в голову придет («Я слышу Америки голос, поет она разные песни»), сквозь безбрежную, трепещущую вокруг него ночь Джим возвращался домой.
Мэйзи, сунув голову под одеяло, стараясь подавить тошноту ужаса, услыхала его пение; услыхала, как захлопнулась дверь, гулкие шаги, шум воды в уборной, пьяный разговор отца с самим собой.
Говорить ему нет толку, совсем нет толку, — упорно стучало в ее голове: тук-тук, тук-тук. Нет толку, нет толку.
Что там происходит? Ей казалось, темнота заполнилась кровью и жутью. Кровать трясется, словно кто-то рыдает, лежа на ней, ветер пробирается сквозь листья, наполняет ночь шуршанием. А слова, какие прорываются слова…
— Не надо, Джим, не надо. Очень больно. Нет, Джим. Нет.
— С собственной женой переспать не могу. Что мне, по девкам ходить?
Какое облегченье — кровь, стучащая в ее ушах, забила эти звуки. О, Уилл. Подобраться к нему поближе, обнять, и будет легче. Беззвучно: о, Уилл, Уилл.
Словно сквозь сон (притворяется, что ли?):
— Пошла вон, противная девчонка!
Бен жалобно, со свистом втягивает в себя во сне воздух, спящий Джимми выдувает изо рта мягкий пузырчатый звук.
— Уилл, что-то случилось с мамой. Уилл!
Ну ладно, притворяйся, что спишь. И я притворюсь. Сердце бьется тише, надо уснуть, скорей уснуть. Ну, не тряси же меня, папа. Папы нет — сама себя трясешь. Ну хорошо, встаю.
Ой, мамочка, ой, мама, на полу в кухне — кровь… лицо покойницы, обрамленное двумя безжизненными косами, позади стена, сплошная темь. Прочь отсюда, Мэйзи, прочь.
