— Не такая уж плохая у тебя помощница! И кухарка, и батрачка, и доярка, и прачка. Да еще вон сколько детей тебе родила.
— А кто тебя просил плодить этих заморышей?
— Кто просил? Да я больше ни одного не заведу — с голоду ведь перемрут с таким папашей.
— Как же нам не голодать? С такой-то хозяйкой!
— Папочка, хватит, мамочка, не надо! — пронзительно закричал Бен.
Мэйзи схватила на руки маленького Джима и уткнулась в его тельце головой, чтобы не слышать криков. Только Уилл рискнул подойти к ним. Он тянул отца за штанину и вопил:
— Перестань, перестань, перестань!
— Да уж, деловой у меня муженек, деловой, — злобно насмехалась Анна. — Всякий, кому не лень, вокруг пальца его обведет. Ты ведь на хлеб и то не заработаешь. Деловой мужик — сумеет мигом с голоду уморить и жену, и детей.
— Заткнись!
— Как хорошо придумал все, загляденье! Новую жизнь нам пообещал. И впрямь, чем не новая жизнь? Помираем с холоду и с голоду по-новому.
— Заткнись!
Его кулак с размаху врезался в ее плечо — она медленно осела на пол. Он бессмысленно уставился на нее, на плачущих детей, на Уилла, который колотил его своими кулачками, на болтающиеся над печкой пеленки, потом вышел из дому, притворил за собой дверь и скрылся в темноте.
Этой ночью разразилась буря, какой не было уже много лет. На изорванное в клочья небо наползала голодная, злобная тьма: ветер яростно швырял снег, будто стегал стальным хлыстом. В спальне вылетело оконное стекло и усыпало пол осколками; дыру заткнули сиденьем от кресла и стегаными одеялами, но, несмотря на все старания, стужа проникала в комнату. Они три ночи спали на матрасе в кухне на полу и лишь два раза в день отваживались выйти из дому, захватив ведро с раскаленными углями, чтобы греть над ним руки: один раз — подоить корову, во второй раз — покормить лошадь и свинью. Кур они отнесли в погреб и подстелили им там соломы.
Перед домом валялись выброшенные Анной обуглившиеся трупики цыплят. Ночью их засыпало снегом. Четыре дня спустя взошло наконец солнце над безбрежным белым миром, недвижным и чистым.
Джим вернулся только через десять дней. Где он пропадал все это время, что делал, так и осталось неизвестным.
В начале марта Мэйзи и Уилл забрели в лес, где росли высокие деревья, а из прошлогодней листвы выглядывали дикие фиалки со слезинками в глазах. Мэйзи одолевало беспокойство, она прижалась к земле, но ее мягкая, сырая прохладность почему-то напомнила студенистое лицо Шона Макэвоя. Мэйзи вздрогнула и выпрямилась.
