».
Сталин оставил его беспартийным, который одобрял бы все партийные решения. И Соболев не подкачал. Неизменно, в каждом своём выступлении ратовал за партийность литературы.
Во время войны модно было передавать присуждённую тебе сталинскую премию в Фонд обороны на нужды армии. Вот и Соболев передал свою с просьбой построить на эти деньги катер и назвать его «Морская душа».
Ещё в 1932 году он начал писать роман «Капитальный ремонт». В 1962-м, добавив в роман новые главы, показал, что право писать плохо у него лично не отнимали.
Почему он слетел после Хрущёва? Потому что для новых вождей он был хрущёвским кадром. Хотя и они к нему относились благосклонно. Дали Героя соцтруда, два ордена Ленина.
В последнее время он был неизлечимо болен раком желудка. Не вынеся болей, застрелился 17 февраля 1971 года. Завещал развеять свой прах над морем. Но жена не позволила. Похоронила на Новодевичьем.
* * *
Я оценил его по роману «Каждый умирает в одиночку». Великолепно описаны персонажи – и еврейка, которая выбрасывается из окна, когда её готовы схватить фашисты. И супруги Квангели, потерявшие на войне сына, и вступившие в группу сопротивления в Берлине.
А почти безумное решение Квангели писать открытки против гитлеровского режима и бросать их в почтовые ящики. Безумное – потому что для фашистского комиссара Эшериха помечать флажками места, где появляются открытки, стало вроде спортивной игры.
Каждый умирает в одиночку – так и получилось в этом романе Ганса Фаллады, родившегося 21 июня 1893 года. Я прочитал ещё его романы «Что же дальше, маленький человек?», «Волк среди волков», «Железный Густав». Достойные художественные произведения.
Между прочим, Ганс Фаллада – это псевдоним Рудольфа Дитцена, который составил себе псевдоним из двух сказок братьев Гримм, Ганс – из сказки «Счастливый Ганс», а Фаллада – говорящий конь из сказки «Гусиная пастушка».
Умер 5 февраля 1947 года.
* * *
По поводу нескольких не пропущенных цензором строчек «Сказки о золотом петушке» Пушкин записал в дневнике: «Времена Красовского возвратились. Никитенко глупее Бирукова».
Горечь этой записи усилена воспоминанием о цензорах времён пушкинской молодости, прославившихся тупым умением подозрительно обнюхивать каждое слово, нагоняя тоску и уныние даже на преданных режиму литераторов. «Бируков и Красовский невтерпёж были глупы [и] своенравны и притеснительны», – писал Пушкин брату в 1824 году. «Это долго не могло продлиться
