Испытание чудом. Житейские истории о вере | страница 63




И хотя меня звали Джейн, он почему-то чаще называл меня Джиневрой, по имени одной из тех сказочных королев


И пусть потом мне приходилось слышать и читать куда более искусно сложенные истории про тех же самых рыцарей и принцесс, мне дороже и памятней именно те, что рассказывал тогда сэр Томас. Ведь благодаря им кошмары, преследовавшие меня во сне и наяву, постепенно начали отступать. Тем более что с этого же времени и дядя вдруг стал относиться ко мне совсем иначе, чем раньше. Он подарил мне новое платье, башмаки и теплые чулки. И поселил уже не в подвале, а в светлой комнате с камином и настоящей постелью с подушками и одеялом. Правда, я заметила, что одно из колец, которые носил сэр Томас – золотое, с красным камнем, – теперь почему-то очутилось на дядином пальце…

Шло время. Зима сменилась теплой солнечной весной. И не раз я замечала, что сэр Томас, рассказывая мне про подвиги отважных Ланселота или Персиваля, то и дело замолкал, глядя на одинокого всадника, скачущего по зеленой равнине, или на вольных птиц, проносящихся над нами. Но я нетерпеливо теребила его за рукав когда-то богатой, а теперь уже изрядно поношенной одежды, и он, словно очнувшись от забытья, продолжал свой рассказ.

Так продолжалось до конца лета, когда дядя вдруг собрался везти меня в женский монастырь, находившийся в двух днях пути от крепости, потому что его настоятельница, мать Элизабет, приходившаяся нам дальней родственницей, согласилась приютить меня в своей обители. Дядя радовался скорому избавлению от обузы в лице помешанной племянницы. А мне было горше горького. Ведь это значило расстаться с сэром Томасом – единственным человеком, который был добр ко мне. И с его чудесными сказками. Возможно, расстаться навсегда. Поэтому, как ни пытался он утешить меня, я плакала навзрыд, так что меня смогли увести с башни только силой.

***

Я со страхом думала о том, что ждет меня в монастыре. Потому что слишком привыкла бояться чужих людей. Но этот страх прошел сразу же, как я увидела игуменью. Высокая, худощавая, в черно-белом одеянии ослепительной чистоты, с коралловыми четками в руке, овеянная легким запахом лаванды, мать Элизабет встретила меня приветливой улыбкой и, благословив, ласково положила мне на голову мягкую теплую руку.

– Это и есть та девочка? – спросила она дядю. – Какое прелестное дитя! Но вы писали мне, сэр Николас, что она…

– Истинная правда, что все именно так и было, досточтимая матушка, – залебезил дядя. – Ведь вы же знаете, что я никогда не лгу. Когда эту милую крошку привезли ко мне, она была действительно не в себе. Видно, этот самый сэр Томас действительно ее вылечил…