***
Но вот наконец в наш город приехал император. В тот день во всех храмах Ефеса были отслужены благодарственные молебны. Однако главное торжество проходило в соборе в честь Пресвятой Богородицы, что стоял на городской площади. Там богослужение возглавлял сам епископ Стефан. А в первых рядах молящихся с золочеными свечами в руках стояла вся городская знать во главе с градоначальником. Сзади толпился народ: всем хотелось хоть одним глазком взглянуть на державного гостя. На земного царя, удостоившего наш город своим посещением. Пожалуй, в тот день народу в соборе собралось больше, чем на Пасху.
После богослужения меня представили императору. Надо сказать, что до этого он представлялся мне величественным исполином с царственной осанкой, громовым голосом, волевым лицом, орлиным взором – этаким земным небожителем. Каково же было мое удивление, когда меня подвели к невысокому дородному человеку неопределенного возраста с бледным лицом, на котором, казалось, застыло выражение безнадежной скуки, и глазами тоскливыми и тусклыми, как у снулой рыбы!
– Это он? – спросил человек, окидывая меня скучающим взглядом.
– Да, государь, – почтительно ответствовал градоначальник. – Это он.
– Господь избрал его, дабы он стал первым очевидцем чуда, – подтвердил епископ Стефан.
– В таком случае, должно посвятить его на служение Богу, – проговорил человек, сосредоточенно счищая с рукава своей пурпурной шелковой далматики[40] засохшую каплю свечного воска.
– Я и сам думал об этом, государь, – учтиво произнес владыка Стефан. – Однако сомневался – есть ли на то воля Божия. Ныне Господь твоими устами изрек Свою волю. В ближайшее время я посвящу этого юношу во чтеца[41]. А после надлежащей подготовки – и в священный сан. Воистину, Божия избранника должно посвятить на служение Богу. Да свершится на нем воля Господня!
Потом они заговорили о чем-то другом. Но я уже не слышал их. В моих ушах музыкой звучало слово: избранник. Я – избранник! Я буду служить Богу! Буду облачаться в парчовый стихарь и во время богослужений носить перед епископом золоченую свечу в серебряном подсвечнике! А потом стану священником, может быть, даже архиереем, владыкой! Мог ли я еще вчера помыслить о подобном чуде?!
Мог ли я помыслить, что вскоре, облаченный в парчовый стихарь, с золоченой свечой в руке я буду стоять над бездыханными телами своих названых братьев во Христе? Не замечая, как на мои руки, словно жгучие слезы запоздалого раскаяния, капает расплавленный воск?..
