Было утро. На горизонте собирались грозовые облака.
Мирддин глубоко дышал, стараясь выдохнуть и избавиться от запаха дыма от сгоревшего дома клана, забыть то, что он видел там.
Пошел дождь, но Мирддин не остановился, он радовался дождю, обмывавшему его тело. Это было проявление стихии, а не отвратительные результаты деяния людей. Мирддин размышлял над увиденным в Зеркале. Неужели все рассказанное было правдой. И то, что люди жили в мире и обладали огромными знаниями? Если это так — а у него не было причин не верить — он сделает все, чтобы вернуть золотой век.
В нем росла ненависть, не к тем, кто разрушил дом его клана. Такова природа войны. Нет, он ненавидел тех, других, которые летают меж звездами, владеют силами, о которых даже вообразить себе трудно, и тратят их, чтобы оставить человека на низшей ступени.
Что движет Темными? Ревность к тем, другим, помогавшим Земле? Или страх? Может, они боялись человека будущего, видели в нем врага?
Если так, то какое качество в человеке вызывает страх? Мирддин жалел, что не спросил об этом Зеркало. Он спросит, когда вернется.
А когда он вернется?
Он должен отогнать эти мысли и сосредоточиться на будущем, попытаться увидеть его.
Он неопытен в таких делах, поэтому придется удвоить усилия.
Он держался в стороне от жилья, останавливался в развалинах, давно покинутых людьми. Запасы пищи растягивал, как мог.
В конце концов он был горцем, и ему удавалось иногда поймать кролика или сбить камнем утку.
Мясо он ел сырым, так как не осмеливался разводить костер. И все равно казалось ему, что его преследуют. Дважды прятался он вместе с лошадью в кустах, когда мимо проезжали какие-то люди. Возможно, это были рекруты Амброзиуса, но осторожность брала верх.
Мучимый жаждой и голодом, Мирддин выехал, наконец, на равнину и увидел впереди гигантские камни.
Мирддин закутался в плащ. Дождь стучал по крыше хижины. Было зябко, хотя горел огонь, и в руках у Мирддина была деревянная чашка с горячим супом из кролика, сваренного на травах. Дверью в хижину служила шкура, время от времени раскачиваемая ветром. Мирддин слишком устал, чтобы есть, хотя запах пищи вызывал аппетит.
Лугейд молчал. Он сидел, скрестив ноги, и чинил свое платье, ставшее из белого серым. Друид, занимавший некогда в доме клана почетное место, теперь был похож на обычного нищего на дороге.
Но голос его был тверд и осанка гордой. Он смотрел на Мирддина проницательным взглядом.
— Поешь и поспи, — сказал он. — Тут тебе ничего не угрожает.
